Михаил Буканов - Хочешь – жни, а хочешь – куй, всё равно получишь! Поэзия

Тут достал он ящик с ручкой, диск с поющей чёрной жучкой,
Это всё покрыл трубой, ну, доволен сам собой!
Повернул чего-то там, и раздался медный гам.
Басом заревел мужик, про пожар, что был велик.

Про кремлёвскую стену и седую старину.
Как злодей Наполеон, из России вышел вон!
И закончилась пластинка, у Ивана лишь заминка,
Ставит новую про то, барин как купил пальто.

Ящик целый для пластинок, старых песен и новинок,
Ну, Иваньша, угодил, сход не зря тебя пустил.
Можешь пить, гармонь терять, хоть запои отмерять.
Потому, у нас теперь в новый мир открыта дверь!

Разбежались кони, разбрелись по лугу,
Бьются бестолково, мечутся с испугу.
А бойцы в окопах, враг их гнёт и ломит,
Пара казаченек коней в поле ловит.

К вечеру не стало в поле тех коней,
Все лежат побиты пятнами теней.
Нету и казаков, полегли в бою.
В дни войны народной за страну свою!

Завсегда считали, даже в старину,
Святы, что отдали жизнь свою в войну.
Нет на них, погибших, никакой вины,
Души их на небе, у Престола сны.

Только не живётся тихо оглоедам,
Так неравнодушным к дедовским победам.
Зря, мол, погибали, а могли бы сдаться,
А потом баварским пивом наслаждаться!

Этим всё едино, облизать сапог,
Жопу ли подставить, отсосать на чмок!
Нет для них святого, иудей в седле.
И патрон горюет у меня в стволе.

Снега покрыли город Света, мечеть Аль-Кудс стоит вся в белом,
Сошла с ума моя планета, и мы за ней стремится, в целом.
На пальмах снег, висят ледышки вдоль всей стены евреев плача,
И солнца огненная кляча уходит в ночь без передышки.

Араб, от холода танцуя, бежит и гонит вскачь верблюда,
И ветер, пальмы полосуя, совсем не ждёт тепла и чуда.
Еврей с горы толкает санки, его детишки «бабу» лепят,
Душевный вызывая трепет, предчувствием вселенской пьянки.

Растёт на исполинской сцене мистерия кончины света,
Христос здесь рек о перемене, но здесь и каинова мета.
Магиддо поле тоже близко, пора его всё ближе, ближе.
А мы склоняемся всё ниже, снижаем речь свою до писка.

Эх, человек, сосуд скудельный, отнюдь, не всё в тебе от Бога.
Активный ты, или бездельный, дойдёшь до смертного порога.
Бог – он Добро, он всех прощает, покайся и пути открыты.
Или, чертячие копыты, за путь свой каждый отвечает!

По ночной Одессе фраерок гребёт,
И понты такие, всех, мол, в рот e***.
Разбегайтесь, суки, кыш на унитаз.
Все дрожат в фазендах, страх берёт на раз.

Я певец известный, – голосит аид,
А братан, Семен мой, тот простой бандит,
Парится он в морге, ох, азохен вэй!
Не сфартило, парню, хоть крутой еврей!.

Сыскари ногами по нему прошлись,
Он концы откинул, но не унялись.
Записали Сёму, чистый стал козак.
Сел еврей на лошадь, значит он русак!

Пал и оклеветан, что от власти ждать?
Будет брат в могиле Мошияху ждать.
А не то протрубит мощный Гавриил.
Дожидайся, Сёма, спи среди могил!

Всем я ухи вырву, жутко отомщу.
На поток все песни быстро запущу.
Никогда не сгинет мой казачий след.
Все вы просто гои, а я – авторитет!

Хлопцы, вы послушайте меня, как давали мы жидам огня,
Как в Полесской деревушке жгли мы вражие избушки,
А жиды бежали, семеня!

Батальон наш славный «Нахтигаль» поимел всех местных Шур и Галь,
Барахло пойдёт до дома, то известно и свидомо,
Истребим всего местечка шваль!

Захожу до хаты я один, сел себе за стол как господин,
Говорю, вина несите, сало, яйца, не томите,
Мне не жалко, дед, твоих седин.

А старик меня послал туда, ну, короче, к чёрту на муда,
Я его из автомата, что ж ты, хрен, срамишь солдата,
Обижаешь, просто ерунда.

К деду подбегает тут старуха, я её достал прикладом в ухо,
Вижу, план с обедом кувырком, старика прикончил сапогом.
Дом спалил, и стало дело глухо!

Так мы погуляли по стране, славно воевали на войне,
А потом я за границей жил весёлой вольной птицей,
Украинцы в Квебеке в цене!

А сейчас его правнуки мать городов русских наклоняют!