Алёна Малиновских - Рухнувший мост

Мне снилось море: выцветший песок,
чернели тучи возле горизонта,
и солнце, покидавшее восток,
контрастность добавляло в его контур.

Кричали чайки, галька жгла стопу,
и воды побережье обнимали,
а свод небесный тучами набух —
их гнал отчаянно из тёмной дали.

Густели краски. Быстрая волна
растила силу, набирала скорость.
Я на краю Земли была одна,
и воды потеряли свою скромность.

Они лизали ноги, ветер выл,
внезапно дождь сорвался словно в омут.
Как будто море выбилось из сил…
Но я очнулась вновь в квадратах комнат.

В окне не гаснет жёлтый свет —
ночник устало гонит тени.
Как робкий гость, как лёгкий след,
ведёт прохожих в мои сени.

Я в башне скрыта от людей,
дракон со мною неразлучен,
и нет истории глупей,
чем отыскать от башни ключик.

Но каждый тянется к теплу,
обещанному жёлтой лампой,
и тут же крошится в золу
под огненной драконьей лапой.

Я около окна сижу,
смотрю на линию в ладони…
Лишь в зеркало глядеть стыжусь —
Блестит оттуда глаз драконий.

Смотрю на тело ветхого моста
и вижу шаткость захиревших свай.
Каркас хрипит, чудовищно устал
метаться по его спине трамвай.

Опоры спят. Мост бережно хранит
тепло капризных солнечных лучей
и опирает плечи о гранит.
Трамвай гремит колёсами звучней…

Он тащит с того берега тоску
(отдать её осенним вечерам),
из памяти мне красочный лоскут
(парадом снов и ярких панорам).

Я знаю, что на дальнем берегу
хранится неподъёмная печать,
исписанная сотнями фигур,
что время оборачивают вспять…

Трамвай бежит, каркас ломает трос,
спина моста прогнулась и скулит…
Уходит под воду последний мост,
оставив память из гранитных плит.

Когда я уезжала – Питер плакал,
Нева чернела, хмурилась заря.
В себе хранили тучи сгустки мрака,
их тени пожирали всё подряд.

И каждый якорь в теле Петербурга
крючком тоски застрял в моей душе…
Ах, где и как найти бы мне хирурга,
чтоб вырезал, как опухоль, клише

тревожных мыслей.
Поезд мчит устало
Я сызнова твержу, что я вернусь!
А между рёбер вновь застряло жало,
которым протыкает сердце грусть.

И вот стакан стоит почти пустой,
по граням капли медленно стекают.
Со скрипом пальцем проведу по краю,
я знаю – воздух в пустоте густой.

А если так, то пустота обман,
ненужная и глупая примета.
Разбить на счастье – это ли не метод?
Стакан исчез. Да здравствует стакан!

Я – ветер, слышишь, капитан?
Твой парус полон мной до края,
и яхта мчит, в лучах мерцая,
переплывая океан.

Я – шторм. Я – буря. Тихий омут
я в адский превращу котёл!
Но все утихло, взрыв прошёл,
и яхта мчит к родному дому.

Я – капли моря на плече.
Они так жгут, без них так тошно,
что капитану невозможно
тоску унять в другом ключе.

Ворон с вороной небо в воронку крутят,
и засыпает город, сыплются звёзды.
Небо темнеет, город теперь уютен,
но обжигает холодом стылый воздух.

Ворон с вороной крылья свои расправят,
как расправляют на ночь в кровати простынь.
Больше нет места сводам законов, правил:
Всё, что казалось сложным, вдруг станет просто.

Только холодный воздух тех птиц дурманит,
дымкой накроет крылья белёсо-пегой:
чёрные птицы мокнут в мягком тумане.
Ворон с вороной город укроют снегом.