Александр Гранов - В провинции у моря. Книга вторая (2015–2017)

общество стрекоз охраны
добровольное по сути
стрекоза иголка травма
вне ДООС стрекозьи судьбы

бабочка Бобо Тригорин
чайка труп таксидермист
море берег ветер кроны
кружево бельё батист

чайка труп ружье патроны
без патронов просто палка
без патронов просто троллинг
маргинал бродяга сталкер

радость горе ли потеха
одноактная случайность
не до смеха ли до смеха
выстрелы всегда нечайность
розенкранцы гильденстерны
не осилившие флейту
жизнь закончившие скверно
впрочем и за них налейте

быть не быть отсеет море
все волна омоет знаки
Чехов Мопассан Тригорин
кто был love и кто был lucky

ива ракита верба
вавилонская плачет
плена не держат нервы
нет в Вавилоне счастья

ива верба ракита,
пальмы под ноги ветви
осанна осанна крики
тут же распят и предан

ибо сказал всем правду
она же как нож не правым
сказал мол равны у Бога
избранные убогие

ива верба ракита
арфа на ней висела
было все тайной сокрыто
слышишь струна запела

В разнообразье вечеров
все было очень ничего,
вот только очень очень жаль,
что нет в них желтого ежа.

В однообразье нудных дней
унынье очень нужных дел,
предчувствий сбывшихся. В них жуть,
в них страшно желтому ежу.

А утренняя чехарда
не жизнь, а так – белиберда.
В ней даже муторно ужу,
не то что желтому ежу.

Когда ж наступит ночи час
и бред сует покинет нас,
наступит явь, а может сон
общенья моего с ежом.

Давайте ж ночью не шуметь,
а сны заветные смотреть,
с надеждою сомкнув глаза,
в них гладить желтого ежа!

Чтоб грудь нам не царапать в споре – чья вина,
Давайте лучше выпьем Крымского вина.
Здесь выпьем, в Сочи, под журчание ручья,
Признав, что в Новороссии у нас ничья.

Журчит смиряющий политиков ручей,
Под Крымского глоток Донбасс уже ничей.
Российско-крымского янтарного вина…
Мы вроде их не шлем, они ж идут все на!

Но это кажется, что на, идет все по…
Всем заслоняют Небо взрывы, кровь и пот.
От века главный враг один – телец златой,
Он нам не друг, войне не скажет он: «Постой».

И нужен Моисей, чтоб сокрушить тельца,
Три тыщи с лишним лет той битве нет конца.
Крушат, крушат тельца, но снова он встает,
Чтобы вершить постыдно-монетарный гнет.

Чтобы наживой заслонить весну мечты,
Тревожными чтоб были тягостные сны,
Чтоб жизни радостней стал сумрачный погост,
Не просыхали чтоб глаза от горьких слез.

От ужасов войны нам только в детство путь,
Там радость лишь в цене и нет кредитных пут,
А если и война, то только как игра…
Блаженна в помыслах святая детвора.

Как сложно не убить в себе юнца трех лет,
Которому легко смотреть на этот свет.
Легко, пока не станут воевать всерьёз
Мужи, чтоб порешать какой-нибудь вопрос.

Им, собственно, одно приходиться решать,
Кому из них и что должно принадлежать.
И не поймут – этот вопрос не разрешим,
Ибо их много, а телец, увы, один…

Он призван ссорить всех, а не обогащать.
Под блеском золота скрывается печать,
В сердца несущая лишь ненависть и смерть.
И никому не будет персональных мер,

Лишь мерою, какой вы мерите другим,
Сполна отмерят вам. Процесс неумолим.
Слова эти Христом озвучены давно,
Но у богатых на свой лад все решено,

А потому у них свои попы, кресты.
Заплачено, и перед Небом все чисты.
Приятно ощущать, что ты почти-что бог,
С деньгами в Рай – богатым нет иных дорог.

Но вспомните, богатый в притче возопил,
Чтоб бедный Лазарь ему муки облегчил…
Но только, видно, притчи не в чести Христа,
У власти золота свой дьявольский устав.