Владимир Столбов - Метель на кухне. Стихи и песни

Перегорела лампочка. Крошки стекла на теле.

Я на кухне, но будто лежу в партере.

Накаливание мне противопоказано.

Жизнь не так приятна, как кажется.

А ты – в другом городе, мерзнешь в чужой квартире.

В тишине барахтаешься, как в тине.

Перегорают нервы и становится холодно.

В темноте к человечку прижаться хочется.

Ты не можешь выплыть и звук из груди выплюнуть.

Мне же на кухне весело, хоть глаз выколи.

Авось полегчает… Но понимаю – наверное, вряд ли.

Поэтому возделываю душевные грядки.

Ибо лампочка – повод не видеть тоски причину,

Пытаться тебя забыть, с улыбкой прошлое чистить.

Как всегда неудачно. Хоть приступы амнезии

Иногда все же радуют. Вот только не в эту зиму.

На душе моей снег. Значит, утром мне будет скользко.

Без конца восьмерки разваливаются на кольца.

Зажимают пальцы, прикрывая дорогу крови,

А в груди тихо бьется, подыхая, кролик.

Я спасаюсь от снега болью, от боли – кружкой.

Иногда выходит – и сон мне делает ручкой.

Я сижу, а сверху падают пылью, солью,

Может, совесть, может, чьи-нибудь слезы.

Скоро будут сугробы слез, а весною – лужи.

Но избыток влаги не делает землю лучше.

Парниковый эффект снаружи, а душа моя леденеет.

Единицами-иглами выпадает стабильный нечет.

Как не-встречи с тобой, как ямбический хрен на блюде.

Говорят, на юге люди все еще любят.

У меня же не то что север, скорее, вакуум.

И похоже, скоро мой кролик отправит меня на свалку.

Остановка троллейбусов. Зависает моя аорта.

Аониды хлюпают носом и ждут аборта.

А чего бояться, если к поручню тело липнет,

Но на символ – опять – не реагирует мое либидо?

Все, наверное, к лучшему – мой компас в норме,

Иногда (все реже) кивает на женские ноги,

Но в такой жаре плоть похожа больше на мясо,

А я сам – на индуса, пытавшегося сломаться,

Изменив ахимсе. Насмешливо кружат мухи,

Издеваются, твари, над родовыми муками

Истекающего слюной и потом горе-поэта.

И отчаянье трётся в мозгу: ах, лето,

Лето красное, как кефирно-солнечные ожоги,

Отпусти меня, не дави меня своим желтым,

Выплесни тело из города, из бетонной твоей удавки.

И я даже выживу. Если дождусь от тебя подарка.

Я чужим слезам часто бывал причиной.

Отворял им бессмертную душу ценою в чирик.

Создавал себе повод о нас не думать —

И со мной даже в парке осеннем бывало душно.

Убегал от правды, рядился в красные платья —

И в который раз уже осенью разучился плакать…

Так что дождь за окном – хоть какой-то (дешёвый) повод

Не смотреться в зеркало и видеть оттуда подлость.

Пить свое молоко, чесать пятерней в затылке,

Успокаивая себя тем, что таких нытиков в мире тыщи —

Как в тумане – капель, как в парке – листьев.

Мне б смириться, но… Я продолжаю злиться

На себя, на осень – на любимое время года,

На проклятый бумажный лист, как обычно, голый.

Хоть бы вирус поймать или снова услышать сердце.

Но вокруг – лишь серость. Лишь серость. Одна лишь серость…