Вадим Пряхин: История в лицах: портреты в стихах

Ах, век двадцатый, сколько ты принёс
Нам бед, и радостей, и злоключений…
Кому-то выложил ковёр из алых роз,
А многим – только горестные приключенья…
Ну что же о себе сказать?
Ни благ, ни ценностей из недр не вынул,
Похоронил давно отца и мать
И неудачно эстафету принял…
И всё ж я тоже белый человек!
А потому (не будем строги к фразе),
Вступая смело в двадцать первый век
(Ах, Боже, как бегут года!),
Мне тоже хочется сидеть хоть иногда
На заграничном белом унитазе!

Барбара Брыльска, вы прекрасная актриса!
В «Иронии…» играли, той, что «с лёгким паром».
Могли подняться вы в заоблачные выси…
Однако всё же на земле владели редким даром.
Судьба бывала с вами беспощадна‒
Ведь ваша дочь трагически погибла…
Хвалили и ругали вас площадно,
Но слава и хула с пути не сшибли…
Вы выстояли всё же – не сдались!
И продолжаете (да ещё как!) играть.
И помня, что актриса вы и мать,
За счастье сына вы без устали дрались…
И Польша будет вами благодарная гордиться,
Дабы искусству вашему и Русь могла дивиться!

Он – первый музыкальный пионер,
Который классиком музыки признан в мире.
И лишний раз тому напоминанье и пример,
Когда его «Руслан…» звучит в эфире!
Он – корень русской сущности народа,
Боровшегося вечно за свободу.
Он радость жизни воспевал и справедливость,
Добившись в этом совершенства.
И слушаем, как Божью милость,
Его «Сусанина» мы, испытав блаженство…
Развитие его идеи быстро получили
В деяньях славных русских музыкантов.
И мощный, яркий всплеск его почина
Толчок дал множеству Отечества талантов!

Молодой маркиз, красивый и развратный —
Донатьен Альфонс де Сад,
Отсидев двенадцать лет, обратно
Возвратиться в замок свой был рад…
Франсуа, сидевши за решёткой,
Там зря время точно не терял —
Проявив характер весьма кроткий,
Он писаниной пыл свой усмирял…
Позже был объявлен сумасшедшим —
В Шарантоне в психбольницу помещён.
И до смертушки, с косой пришедшей,
Так и не был жертвами прощён.
Патологично плеть любил садист.
И с упоеньем слушал её свист!..

Целых три года провела она в приютах,
Ведь мать попала в психбольницу.
Дни потекли в мытарствах лютых…
Потом продюсеры тянулись вереницей,
Менялись каждый раз партнёров лица…
Фотомодели, тебе было всё равно —
Иль оставаться Нормой, или стать Монро.
Ты в двадцать лет, шатенка от природы,
Стала блондинкой публике в угоду!
А далее жила на грани фола
Ты со звездой американского бейсбола,
И с драматургом, и певцом, и президентом…
Но став секс-бомбой слабенького пола,
Всё ж не успела завершить «секс-люб-эксперименты»…

Аж в двадцать лет разбил впервые шведов,
Приставших к берегу Невы…
И ратной доблести изведав,
Он крестоносцев побеждать привык…
Но вот псы-рыцари уж овладели Псковом,
И Новгороду стали угрожать.
Князь Невский, с обликом суровым,
Стал спешно снова войско собирать…
К Чудскому озеру он вывел войско,
А конницу оставил он в резерве.
Как только сдали крестоносцев нервы,
Уж охватил свинью манёвром броским…
Слезами отлилась плата за зверства
Псам-рыцарям, спасались кои бегством!

Да, публика тебя боготворила
В Берлине, Вене и Нью-Йорке…
Толпа несла тебя и исступлённо выла,
А опустила после танца на цветочной горке.
Ты выступала за свободную любовь…
И отдавалась ей всецело, без остатка:
Партнёров ты меняла вновь и вновь,
Чтоб уяснить, насколько любовь сладка!
Судьбой был нанесён тебе удар —
Машина в Сену вдруг сползла,
А в ней сидели твои дети…
И после новых сцен и грязных свар,
Хоть ты и не копила в сердце зла,
Добили всё ж тебя несчастья эти…