Таёжный Волк: Босяцкие баллады

Мне холодно, я голоден!
Наверно копыта я загну на пути,
мышцы мои не в ажуре по сути…
Вечным сном я засну от немочи,
и нимало не нужно мне помочи…
Мне холодно, я голоден!

Мне холодно, я голоден!
Видно я лягу на снега замертво,
и сомкнутся мои века намертво…
Видно я мордой в снега вроюсь,
там со следами навека скроюсь…
Мне холодно, я голоден!

Мне холодно, я голоден!
Может и остановят меня черти,
ударом доставят меня к смерти…
Может и люди на зверя спалят,
с пулею на груди наземь свалят…
Мне холодно, я голоден!

Луна седая вдали блескала,
и ворон один сверху каркал;
река волной тихо плескала,
и волк один кровью харкал…

Выстрелы грохнули от дула,
слегка ели дрогнули от гула;
разом псы подняли тревогу,
шеблом наехали на берлогу.

Смести хотели дикого волка,
но не вышло никакого толка:
со своей волей не расстался,
но с колючей болью остался.

Зверь оторвался от наглеца,
хоть егерь поранил беглеца;
волчина ловко отдал концы:
не сплели его борзые гонцы.

Крозе гадов задал он драпу,
не попал на шемине в трапу;
таче укатил от погони врага
и покоцал по скатам оврага.

Не забыл он следы вымести,
сумел глад и стынь вынести,
но изнутри его рана снидает
и подранка на земь скидает.

Шерстью разодран в клочья:
на исходе витара его волчья;
пуля суки прокатила по телу:
рухнет гордый зверь по делу.

Рачил варген сойти на брега,
но мордою вонзился в снега:
не может он дойти до ручья:
до грани довела охота сучья.

Понта не видит переть дале,
нифига не светит ему одале:
осе в гимани мутной стынет,
ноли копыта до зари скинет…

Злая метель в ночи рыскала,
а серый долго выл на скале;
кровь из раны его прыскала,
а под утро застыла в оскале…

Шварцом осе кружат равены,
кружат над волчьей стервой:
серый там истерзан в рамени,
а подле гиены снуют хеврой…

Тайга там витала под снегом,
дул из поля ветер холодный;
на охоту спешил газан бегом,
хромой и до черта голодный.

За стадом лосей валил махом,
как тайком вышел из опушки,
но остался с голым стомахом,
раз грянул выстрел из пушки.

За скору его гантер шиванул,
но маслина пошла не в жилу,
и зверь тропкой иной рванул,
кого гнида замести не в силу.

Следом за ним хортов погнал,
и в засаду они сели под елью,
а серый себя недалеко загнал
и скоро принял псов артелью.

На снегах они затеяли драку,
и волчине шибко дали терца,
но потом он ринулся в атаку
и станице гадов задал перца.

Был волчара в крови до жути,
но в бою хвостом не дрыгнул;
двух собак он задрал по сути,
а вот третий в туман срыгнул…

Так он в краю диком остался,
не умотав от поганых гостей;
на волю того егеря не сдался
и сам порвал ганов до костей.

Не предал он волков правила
и с честью ратовал на морте;
дора своя до памарок давила,
но стоял он в высоком сорте…

Тайгу завесой туман закутал,
и волчина в дебри воротился;
на пути своём следы запутал,
дабы с егерем не встретился.

В пецах лындал он с отвагой,
не ожидая в лесу новой жуды,
но там гиены стояли ватагой,
раз нюхали запах своей руды…

Шварцом осе кружат равены,
кружат над волчьей стервой:
серый там истерзан в рамени,
а подле гиены снуют хеврой…

В краю лесов повагом меркает,
и завесой нахты кроются горы;
волк один добычу там шеркает,
застигает луна его среди моры.

В густые дебри махом вандает,
вступает в земли свои корсом;
снова по тропе глухой ландает,
оставив села вдали за дорсом…

Дрыснул он из гасенды егерей,
где витал со стайном взаперти;
долго держали там они зверей,
и токма вожак избегал смерти.

Без горя прокатил крозе трапы,
что на гайлов ставили гантера;
не сцыкали его мусоров крабы,
и внове стоит на пути вандера…