Виктор Кротов - Избранные стихи. Из пяти сборников

Ну что ж, тебе шагать путём познанья,
слагать законы – логики сказанья,
продёрнуть в тайны мира смысла нить:
почти что всё ты сможешь объяснить.

Почти что всё. Останется чуть-чуть.
Останется лишь то, в чём скрыта суть.

Седина —
отблеск вечности,
озаряющей головы
своих приближённых.

О чём они думают,
что чувствуют
в преддверии вечности
серебряноглавые старики?..

Земля пробуждается —
тает и тянется…

И снега седины
лучистой гребёнкой
с себя соскребая,
о солнце и небо
трёт бурую спину.

И с бурною силой
пружины весенние
в недрах закручены.

И всё в напряжении —
почек комочки,
деревья нагие,
речушек излучины…

Здравствуй, стихия!..

Бросает стихия
сердца на весы —
стихия природы,
стихия весны.

Вечер придёт,
разрешенья не спросит —
всякому люду
подарки приносит.

Любимым – ласку,
детишкам – сказку,
мне – тоску.

Без сна
у окна
один ночью стою —
одиночествую.

Отошли, угасли
умные мысли,
а луна и сердце
грустно повисли
посреди мглы,
посреди неба,
посреди ночи,
посреди Сибири,
посреди земли.

Много, много
у земли середин,
где жизнь – отрогом,
где я один.

Есть одиночество мудрое,
есть одиночество утлое.

Хвала тем, кто всегда мудр,
у кого жизнь – из одних утр.

А мне и тоска
так близка…

Скалистый кит,
два скрытых ока,
всё отразившая вода…

И основание – глубоко,
как мысль,
как вера,
как беда.

Колокола – качаются
колокола – качаются
и мечутся и маются
на волю вырываются
как будто век кончается!..

Пылает солнце пряное
пылает солнце пряное
ядрёное – румяное
и небо полупьяное
горит, как поле бранное!..

Колокола – качаются
колокола – качаются
и купола – склоняются
и в пляску вовлекаются
качаются – качаются!..

Сирень многоголовая
сирень – многоголовая
фонтанная – лиловая
густая – баснословная
колышется – бредовая!..

Колокола – качаются
колокола – качаются
и птицы ввысь взметаются!..
И инок потупляется:
чудесный день кончается…

Проказы природы —
проказа, чума и холера
проклятия рода людского —
бездомность и голод
нет, вы не исчезли
но тают владения ваши
не вечно вам править
страной человечьего горя

Преемники ваши куда изощрённей и злей:
страданья здоровых, согретых и сытых людей.

Спит прошлое,
клубком свернувшись,
не в памяти, а где-то в сердце,
и лишь порою полусонно
царапнет острым коготком.

На жар-птицу глядят восторженно,
подзывают жар-птицу ласково,
восхищённо следят, как гордая
светлой молнией в небе мечется.

Воздвигают замки воздушные,
разбивают сады чудесные,
умоляют жар-птицу нежную
осенить их своим присутствием.

Но обычно уж так случается,
что недолго жар-птица царствует
посреди фантазий безудержных,
для неё одной предназначенных.

Зарастают сады прекрасные
и ветшают дворцы волшебные,
гаснут пёрышки, словно искорки,
в оперении, некогда пламенном.

И среди развалин покинутых,
среди зарослей полузабытого,
как воробушек серый, прыгает
птичка, бывшая прежде жар-птицею.

Не я в дорогу. Нет. В меня дорога
вонзается, как светлая тревога,
и режет мою душу пополам.
По городам влечёт, как по балам,
средь танцев в одиночество ввергая.
Вдаль рвётся взгляд, веселье излучая,
забыв про сердце, рухнувшее вглубь.
О, вечность, моё сердце приголубь,
не дай ему предаться укоризне
к душе, распахнутой навстречу пёстрой жизни!..