Татьяна Абрамова - Огонь синего перламутра. Сборник стихов

А графики давно уж не покаты,
О, господи, скажи, так где же дно?
Упали мы чуть ниже ординаты…
А виновата нефть с её ценой?

Написала тебе в личку, подари мне черевички,
Чтоб с ноги самой царицы, ты слетай же в Питер птицей,
С золотым шитьём, шафранным, я же девушка с приданым,
Выйду за тебя я точно, на «Сапсан» садись же срочно…
Чёрт на небе бьёт копытом, чувств его переизбыток,
Чёрту всё сполна досталось, и луной ночь освещалась,
И скакал кузнец Вакула, плыл по рекам, как акула,
Привезти чтоб лабутены для Оксаны несравненной…
И летел Вакула с песней, чёрт украл на небе месяц,
Лапы он обжёг, милейший, правда, чёрт он был храбрейший,
Ведьмам рассказал потом, как кузнец грозил крестом
Осенить его пороки, если не приедет в сроки
На поклон к Екатерине для Оксаны экспрессивно
Эксклюзивную обновку выпросить своей бесовке,
Сердце, чтоб её смутила кожей дивной крокодила.
Слух прошёл же на Диканьки, утопился милый в ванне,
От любви неразделённой, иль повесился смиренный?..
Нет, вернулся наш Вакула, а Оксана черканула,
Написала ему в личку, ей не надо черевички,
Тосковала она очень… Рождество любовь пророчит
Им на святочных гаданьях вечерами близ Диканьки.

Переливая сон на явь,
На быль, но я же верю в небыль,
И в Дед Морозов новых рать,
И нам сияет снега гребень,
Румянит красотой луга,
Петух горланит на века…
Хруст снега и за нами след,
И заметает год хрустальный,
Для нас он был необычайный,
Я написал его портрет:
На лепестки колючих роз
Я бросил охры, кадмий красный,
И червоточин чёрный след,
Но всё ж они были прекрасны!
И гребнем светится луна,
На гребне солнце на восходе,
Как гребень новая волна,
И тучи гребнем к непогоде…
Желаю в Новом Вам году
Красивых петушиных сказок,
Держите гребень на плаву,
Добавьте в жизнь весёлых красок.

Пробило на часах двенадцать,
Пощады я прошу… в глаза присяжных
Нет, не смотрю… я проклят дважды…
Пощады я молю, глаза присяжных…
Меняется конвой и время за спиной,
Двенадцать лет, двенадцать ли веков,
И сбросить бы, как плащ, всю боль оков,
Двенадцать судей… и глаза – в глаза,
И не увидеть прошлое нельзя…
Через двенадцать лет – седой старик,
Кавернами замучила чахотка,
Рок догоняет, он его настиг,
И забивает металлическою плёткой…
А дочь сидит в углу, губами шепчет «папа»,
Пусть смилуется над тобой Аллах,
И тает искоркой надежда в тех глазах,
«А ты – убийца?» – и глаза закрыв от страха,
И на губах – ответ: «Суду не верю, папа…»

Сон плохой мне снился, деточка, плакала ты горько, милая,
И упала в миф, двухкрылая, и слеза застыла стылая,
С высоты сорвались ноженьки, плачет о тебе сам боженька,
Крыльями из неба серого, в море рухнула, как ласточка,
Волны серые, холодные, море зимнее, коварное,
Рыбы стаей перепуганной замутили дно песчаное,
И осталась в твоём имени память биться неприкаянно,
Горько плачет небо серое и девятым валом вспенилось,
Море Чёрное, холодное спит с печалью безысходною,
Как сомкнулись воды чёрные на дорожки неторёные,
И приют последний твой на том дне лежит,
И морские струи… нет могильных плит.

Бегут бараны за рекой,
Стучат копытами,
Не слышит их пастух лихой,
Бараны скрытные…

Скрывают в левых карманАх,
все евро-доллары,
Чу… вижу я на небе знак,
сливайте… дорого…

– Пастух же – я, мне смокинг мал,
И портупея мне тесна,
А кобура под ним видна,
Губа распухла и десна…

Бежит баран на водопой
И видит изгородь,
Плати, – кричит пастух, – Блатной?
Считает быстро он,

Слюной размочит комбикорм,
Потом уедет за кордон,
Хрустящих пачек ценный сор,
Опять сегодня недобор…

Другой баран идёт опять,
Стучат копыта,
А денежки его того…
В карман зарыты…

– Но выйти некуда, друзья,
Баран же я, не птица,
Как жаль, что всё ж не беркут я,
Я пью… иду мочиться…

А скорый поезд он уже в пути,
Ложитесь, соловьи, на рельсы,
Свободу духа обрести,
В доменной зоне будем вместе…