Алексей Камратов - Любовь моя – Россия! Стихи и песни

За витриной матовой
повар – курощуп.
В переулке Малковом*
комнату ищу.
А толпа колышется:
«Здесь жильё сдают?»
С мизерных до высших цен —
прописка и уют.
– Здравствуй, старушенция!
Сдашь ли уголок?
Я – не граф из Швеции,
мне тепла бы впрок.
Что? Пятнадцать новеньких?
Не хватил бы тик.
Я не принят Нобелем
в кооператив.
Не рисую денежек
с цифрами и без.
Ты на что надеешься?
Я – студент. Не Крез.
Трёшку сбавь, скаредина,
нет на те креста.
Буду служкой преданным
даже в дни поста.
Вишь, какой я – тощенький,
одинок, как перст.
Не боись за доченьку,
мне – не до невест —
сопромат и физика,
по утрам – рассол…
Профессура – изверги
высосали всё.
Тут ли до хорошего,
не до толстых баб.
Звать меня Митрошею.
Ты уж трёшку сбавь.
Порядили, сладили,
значит, поживём.
Оба не в накладе мы —
каждому своё.
Дел хороших мало ли,
я всегда им рад.
Переулком Малковым
вышел в Ленинград.
Прим.*Малков переулок – тусовочное место съёма жилья

(Зарисовка.)
За окном океан барракудит,
бьёт волной по душевной шкале.
Острова – материнские груди
приласкали меня на Земле.
Тенерифе – подобие рая
вдалеке от житейских забот,
человеческим чувством играя
вскрыл вулкан – сгусток «адских» пород:
Красоту и Любовь, и Причастье,
по-испански Фламенко и Страсть….
Я сегодня успешен и счастлив,
над природой почувствовав власть.
Мне с балкона, чьи крылья напротив,
Шлёт привет друг-художник Илья.
Не пророк. Он в полотна, как дротик,
кисть вонзает, легенды творя.
Русский мастер, художник от Бога,
он для мира не стар и не нов.
Тенерифе – земная берлога
для людей, как Илья Глазунов.
Много звёзд мировых отсияло
здесь, где месяц тормашками вниз.
Кто-то яро, а кто-то устало
правду шил из монашеских риз,
целовался с чужим капиталом,
рвал судьбы драгоценную нить…

В поле русском – заснеженном, талом
шла зима теплоту хоронить.

Если в сердце бой
и во взгляде – Да!
Я пойду с тобой
даже в «никуда» —
в неземную даль,
где не жгут мосты…
Только, слово дай:
«Я – навеки Ты».
Февральские зарисовки
В феврале весной запахло —
вьюги выпали в запой.
На работе (как без пахот?) —
кризис, тягостный застой.
Надоело куролесить
по московским кабакам.
Убегаю в чьи-то веси,
попадаю там в капкан.
Но влюбляться и жениться
не могу. Ну, хоть убей.
Правда, хочется с девицей
поболтать про журавлей,
что с испугу улетели
в зарубежные края,
где, тихонько «голубея»,
гонорарчики кроят.
Там веселые «пингвины»
первой гангстерской волны
кормят с рук чужих дельфинов
и в своих делах вольны:
увлеченные заботой
первой леди и тусой,
заграничные заборы
мажут пакостью пустой
про Багамы и Канары…
Что им русская зима!
Их не мучают кошмары.
Русь кошмарится сама.
Февралем она глубОко,
а, быть может, глубокО,
в снег зарылась одиноко
под шампань «Вдова Клико».
С ресторанною цыганкой
тоже душу отведу.
Ночь и я. Метро «Таганка».
И февраль – весь на виду.
Природа
(размышлизмы)
Природа, по сути, мила и нежна
и ласкова, словно мама,
даёт иногда нам такого рожна,
что не покажется мало.
Природа не любит забегов людских
на вездеходах по тундре,
но не замедлит пустить ростки
под дождь в обезвоженном грунте.
Природу похабят, ломают и жгут,
но та, возрождаясь из пепла,
сплетает контрасты в целительный жгут
и вяжет им Жизнь, чтобы крепла.

Я пришёл из тайги-
с бородой, неуклюжий…
Я хотел быть таким —
грубоватым и нужным.
И, достав талисман, —
ключ с двойною бородкой,
С сердцем крикнул: «Сезам!»,
но открыл двери робко.
Сделав в детство шаги,
испугался услышать:
– Ты опять нашалил.
Ах, несносный мальчишка!
Но вокруг – тишина.
Тишине не поверил.
Жизнь давно решена.
Здесь я вышел за двери,
в мир дремучий и злой,
яркий, светлый и новый…
В моде был Виктор Цой
и не в моде был Нобель.
Заблудилась страна
в словоблудном разврате.
Я от злости стонал —
наш Союз невозвратен.
Тонкостенный барак
пропечатанный гнусом
плакал ночью, а так:
пили днём жизни уксус
и глотали смолу
молча гибнущих кедров…
Вахту сдал и – к столу :
пили влёт и без нервов:
день за днём – за кубы,
за партийную касту…
Сердце я загубил,
но душой кувыркался —
в перестройку взахлёб
начал пить. Думал – «клёво».
То, что стало – я «грёб»,
заодно – Горбачёва.
Лес загнил на корню,
обнищала зарплата,
в зубы смотрим коню,
а он – конь-то —горбатый!..
Далеко нас завёз,
продал всех на помойке
за немецкий овёс
и за доллар в ковбойке,
окровавил Чечнёй,
расстрелял в «Белом доме»…
Я порою ночной
вижу Русь в страшной коме:
смерть, кошмар, воровство,
беспредел, рэкетиры,
душ крикливых родство
в коммунальной квартире.
Развалился Союз.
Стали жить побогаче?..
Я другого боюсь —
кто ещё «нагорбачит»?
Я пришёл из тайги,
мне их Запад – «до фени».
Кто отдаст мне долги,