Кирилл Корчагин - Все вещи мира [сборник]

эфемериды луны и солнца
в астрономических грезах
в парнасском глубоком метро
парками величественными
высветленные скрытые
в прудах подмосковных

разделенный меркурий
на почтовых листках
но зачем им сходиться
в единении меридианов
где стекаются боеприпасы
продолжая унылый путь

и разрытая почва и стены
смещенные но нет ничего
за пределами перемещений
где перевернуты кубки
и дурак неподвижный
окаменевший в парении

как в разъемах гор лампады горят
сквозь молчание коммуникаций
так иди к перевалу где ожидает
с лицом опаленным

домны трепещут в расщелинах
книгу уралмаша так перелистывает
раскаленный ветер горных предплечий
как над дряхлыми дремлет лощинами

взметает обрывки твоих стихов
так ненавидят из безликой руды
высекая венец огнестрельный
но отменит горы солнечный пролетарий

сравняет постройки тифозная вошь
составы на всех перегонах
только прах прах распыленная
от тебя не останется праха

на перевале устланном исключительно
отдыхающими и растворенными
побережий солнцем зеленым
в наше миналото фърли мрак
так что ноздрям тяжело
от урва на урва

от ядра поэзиса к периферии
расходятся волны чтобы
продвинуть дело миров
и поезд всех разделивший
уходит наконец к звездам
пишет к теплу их и пеплу

удержана высота так что
тошно подводным османам
вязкому илу признаться
при закрытых дверях в затонах
беззвучных и сообщая
вот да прощай навсегда
там где никому не надо

курукшетра девяностых
арматуры осколки
змеиная кожа в траве
текущая ржавчиной по одежде рукам
затаенная в лощине

ацетоновые ягоды гулкого парка
смородина крыжовник листва
ссадины и ушибы
зато различимы
гранулы беспощадного асфальта

сквозь бутылочное стекло
вросшая в землю эстакада
окружив нефтяным теплом
хранила нерасщепленными
наши тела

и а́рджуна в закатных лучах
смеялся снесенным зданиям
измельченным деревьям
умирающий но счастливый
на исходе лета

сытые поэты северных стран северных годов
сиятельные обломки стекающиеся к утренней звезде
сернистыми облаками над утесами озерами скалами
в тумане уст золотой голконды флейты и барабаны
их бесконечных теннисных кортов незаконченных
партий для левой руки но окруженные черными
брызгами восточного семени сочащегося сквозь
тоскующую валгаллу звучат клавиры поверх голов
и в рецитации диктера гремит вокализ снарядов
воскрешенными клавишами парализованного рояля
разрезающие горы драконьи тропы вьются вокруг
в сумерках сочатся пещеры свечением о звучи
пиита побережья вымирающей сталью норда
сотрапезник пены и туч отсечéнный рассветом
от широты долготы освобожденный

высекая искры из травы подножной
приближается буря в поле и русского леса
тени на горизонте пока в гейдельберге
жилы мертвецов парализованы или
гальванизированные сумерки раскроены
бликами пляшущих созвездий
скапливается мрак в изломах платья
безответный пока не расколоты
кости о выступы стен зубцы бойницы
всё это смотрит и придвигается ближе
рука на колене и выше проваливается
в немощь и ветхость су́чка кому ты
отсосала на заднем сиденье пока тени
вжимались в лощины дрожали гибли
смятые инсталляцией заката взнесенной
над раздавленными автомобилями
в меланхолически пылающую высь

так они и провели всю ночь
пока грохотало за горизонтом
в относительной темноте
отраженного снежного света

нежны и нет мои руки
когда тяжело
не чувствуя времени
перемены закопаны в землю

никто не приходил за ними
и рассвет медлил так
что ночь до сих пор длится

нежность в моей голове
океан синевы, свет
что всегда лжет