Кирилл Корчагин - Все вещи мира [сборник]

люди никогда не умирают

хара́м алейкум хара́м алейкум

звонко жужжит муха и потирает лапки
подобно однорукому пытающемуся
высечь огонь из кремня
исчисляет множество звезд
и всем им дает имена

слышатся голоса джиннов ночью
со всех сторон как будто растения
шелестом отвечают дневному ветру
то безводная пустыня и мрак ночи
как дикие голуби говорят между собой
подобно жителям отдаленной гористой
местности на чужом непонятном языке

когда до него дошла весть о ее смерти
и земля заколебалась и свет померк
тогда ему подчинился ветер который
нежно дул по его велению куда бы
он ни пожелал а также всякие дьяволы
строители ныряльщики и прочие
связанные оковами

как лингвистические элементы существуют
в языке без какой-либо реальной денотации
так в чрезвычайном положении норма
действует без какой бы то ни было
отсылки к реальности будто джинны
ворчат и сердятся на то что их тайны раскрыты

однако он вспомнил что их объединяло
бессмысленный подростковый секс
перераспределение досуга и необходимости
и эта утрата взнесенная в воздух
потоком ассертивных звезд
автоматной очередью над памиром

я выехал на рассвете когда птицы еще спали
и утренняя роса сверкала на траве лугов
как децентрированная функция
нескольких социальных доминант

холмы куда отступило войско
были не такими высокими как можно
было ожидать по описанию
на самом деле их вряд ли вообще
можно было назвать холмами

ночью же пока они спали их сад
поразила кара от твоего господа
он заставил ветер бушевать над ними
в течение семи ночей и восьми дней без перерыва
и можно было бы увидеть людей поверженных
словно рухнувшие сгнившие пальмовые стволы
а на рассвете они стали звать друг друга

о джинны и люди если вы можете проникнуть
за пределы небес и земли то проникните
схватите ее и закуйте а затем бросьте ее в ад
когда горы раскрошатся до мелкого щебня
а затем превратятся в развеянный прах
когда небо расколется когда звезды осыплются
когда моря смешаются или высохнут
когда могилы перевернутся
когда каждая душа узнает что она совершила
и что оставила после себя
когда зарытую живьем спросят
за какой грех ее убили

никакая грамматическая парадигма
не спасет тебя от смерти
но полюбить того кто убил наших любимых
мы никогда не сможем

как певицы синего спида в ночных аллеях в темных
деревьях там где скорбное зло и подруги живы мои

в темной ночи развалин расцветают тела и над ними
скалится свет недовольный солнечным их сочлененьем

и трава сожженная ветром колет липкое тело мое
и вертит хрустящая влага звезды в прибрежном песке

это солнце развалин темное гулкое солнце, предрассветные
сколы уступов и скал — то что вспышкой рассвета над морем

взорвется огнем водометов сквозь темную ночь восстаний
сквозь копошение моллов шуршание площадей

где воронкой в зарю вкручиваются осадки
и дрожит под слоистым нёбом черный язык

где плавит герилья июля тела камней, насекомых
и этот расплав мы пьем на скользящих немых берегах

позовите к себе нас в теплый войлок вечернего моря
в удушающий планетарий политики и любви

где навстречу дождливому лету ослепленные умброй утра
возвращаются влажные травы в город бессмертных москву

я был в сараево во время великой войны
среди гудящих вспышек своими глазами
видел финские сосны татарские степи
средиземноморский мокрый песок
видел как солнце садится над тускнеющей
эспланадой

эти фразы меня беспокоят когда я иду
по москве — в тонкой пленке бульваров
проворачиваются фонари, я смотрю на тех
кто рядом идет и меня беспокоит огонь
их фаллических ног, их настоящая жизнь
сцепления их голосов

и то как в этнических чистках пропадают
большие миры и переулки вспухают почвой
после дождя и танки едут по улицам а тебе
хочется спать завернувшись в сирию и ливан
в афганистан и белудж обороняя рвы
отстреливаясь из-под песка