Александр Авербух - Свидетельство четвертого лица

разевало отрепья
это щастье наше

взывало кругом

восходи —
пуля не ноша
дум пузырей пьяных,
непрошеных
робеет гора
впору видаться
,а брони твердеют
стопорятся на уроне
где тонет за мной
вечер вороний
льется височная
по горлу шершавому
скважина замочная
в отдушину ржавую

коли повертаюся
до того міста
червоними сполохами
разгортаються килими
далекого сходу неукраїни

у біло-рожевих вогнях
десь поруч
вузликами болю
мерехтять плями дитинства

я шукаю його на дотик
за пазухою
мій камінь

кидаюся до ліжка-окопу
в очикуванні обстрілу відкинутого тіла

мій бій триває ніч
мій ворог схожий на мене
та я плутаюся
коли він робить знаки рукою — браток підповзи

на наші спини падає сніг
червоні килими нарешті
по прожилках пам’яті
заливають мій голий стіл

вычитаем судьбу ее
цветает зрелы сады
тьмы путаюсь
день на ночь предельно
неточные величины
забудемся вновь

отворим же и
проступят
околелые лики
трутся в объятьях сосцы

всё это — не наше
оступимся глубже
вникнем и не было нас
реже болит аль навечно?

как жила́ она тут?
время тянула
дыхи ткала

сверяем приметы:
полуторка жизнь
вторим судьбу
а найдем и на гвоздик повесим
и себя не бывало

а она-то — жила!

оголтелая пела, пила?
разговоров неточные нити
преступай по субботам вела

а теперь под накатом гранита
тонет горстка седого тепла

а ты ему отдам
распятых городов
и колоколенки и гниль святых даров
он нас еще потискает нанижет

и выпотрошит
и пресуществит
раздобрившись с жидочками по пьяни
и в кротости мещанской нас помянет
и пушечки за чаем наведет
братки соседи
малороссияне

а как он прослезится как
капель заслышав несогласну
и прыснет
и мундирами заест
и зубом клацнет
с крапинкой алмазной

и мы сгадючимся
ему блюсти посты
по селезёнку вкладывать персты
по праву руку сдабривать бразды
по леву руку
сдабривать бразды
в имперском содрогаться спазме
обрубленные вытянув хвосты

все вышли к поржавевшим поездам
к червоным прапора́м
в груди застрявшим намертво звезда́м
все едут
едут онемелым скопом
а ты стоишь и мутные глаза
бегут в бреду
спускаются в окопы

всё медленно ссыпается туда
всё оступается в распяты города
не помнит всё ни пули ни подды́ха
мы ссучимся в державны невода
поди сюда
ко мне
под смертную шумиху

будь по́ пояс в аду
по локти в издыханном паре
возьми меня в имперскую узду
к местам утопленным в сепарском перегаре

где в три погибели загнулись рупора́
где черная печаль у каждого двора
где я молчанием захлёбываюсь стоя
в тени сокройся красного бугра
уйди с тобой
несуществующа орда
оставь меня лежать в заупокое

в соленой гари слышишь хрипота
твое клянет соседство воровское

какая блажь мне восстаёт в тумане
в дурмане боли будто густота
ее стоит в луганском котловане

Город, пылящий седыми ликами,
Вырви меня из своих волос.
Что среди них промычу безъязыкий я,
В землю без корня врос?

Вот — не бегу от тебя — увёртывай
Жизнь в жестяные свои меха.
Вырвусь и брошусь под море мертвое,
Туда, где земля глуха.

родилась у небагатой семи но небедные
местечки байрамчи в бесарабия третья по счету
в 1903 г отца забрали на японской войне
сестра его бездетная помогала
в 1903 возник погром
из ближнего села приехал поп
приятель дяди и забрал нас к себе
но не могли потому что маленькая болела корью
так они запрятали нас у соседа в конюшню
на расвете конюх пожалел и перевел нас
через задней улички к своему соседу Кричук
по дороге видели горящие дома и два парня
сидят на спине старика Зильбермана
гонят его эта ужасная картина
всегда мне перед глазами забыть бы
так мы пробрались остались в живых
в 1905 отец вернулся из манжурии
больными глазами от слезоточивых бомб
почти без зубов в тот же 1905
был второй погром руская фамилия
Оренко запрятали нас и еще
2 семи а сам своими сыновьями стал
возле синагоги и говорил вы тронете синагогу мы
подожем церков и так мы опять уцелели
сосед Оренко по фамилии Терихов тоже прятал
несколько еврейских семи он сказал
за что евреи пережили он Терихов на зло
им отдал часть дома для еврейской школы
ее соорудили Глузман и учительницы Соня и Маня Кипер
учили там руски идиш и кажется иврит
школа сушествовала лет пять
суета была в одну ноч исчезли учителя
скоро и Соня исчезла осталась Маня
была искалечена в детство она болела
детским параличем и всеж таки арестовали
в 1907 в одну ноч постучалась полиция
делать облаву на чердаке нашли запрятаную
революционерку Роза Гершкович
потом пошла учиться шить к Лейзеру Трейтенбройт
это по договору шить а целый день была нянькой
по вечерам подмастерья давали мне иголку
и я колола себя в палец все это прошло
теперь я должна немного вернуться о моей бабушки