Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Нелепо говорить о долге,
Ведь ясно даже дураку,
Что лучше ничего не делать,
А труд вселяет в нас тоску.

Труд выдумали Маркс и Энгельс
И Ленин, русский наш злодей;
В своих библиотеках сидя,
Они морочили людей.

Живи себе, но опасайся
Ты коммунистов задевать,
А то заставят на заводе
Болты различные ковать.

Они ведь мстительные, злые
И всюду за тобой следят,
Но если ты живешь тихонько,
Они тебе не повредят.

Богатства и власти глупцы хотят,
И я становлюсь глупцом.
Не зря я сижу и ем мармелад
С суровым, жестким лицом.

Меня толкнули на этот шаг,
Мне больше не быть певцом,
Но за ложные блага, раз вышло так,
Я стану первым бойцом.

Уверую пламенней всех глупцов
В истинность ложных благ,
И всех осилю в конце концов,
Удачу зажму в кулак.

Мне будет в восторге внимать толпа,
Я стану властителем дум,
Ведь глупость моя будет столь глупа,
Что вырастет в высший ум.

Я буду грузно сидеть в вышине,
Восторга слушая шум, -
И с верой в успех мне сладки вдвойне
Халва и рахат-лукум.

Вот так же сладко чувствовать власть
И в ужасе всех держать.
Я всем, кто звал меня в глупость впасть,
Велю себя обожать.

На троне плотно я сижу,
Лелея знание в мозгу:
Я - абсолютный властелин
И абсолютно все могу.

Люблю я строить, воздвигать,
Заморским недругам назло,
И воплотится мысль моя,
Хотя бы прахом все пошло.

Люблю я выявлять врагов -
Им всем, бывало, говоришь:
Тебя вот так прихлопну я -
И будет мокренько, глупыш.

Дарю я женщинам дворцы,
Затем что очень их люблю,
А осерчаю, так беда -
Всем кряду головы рублю.

Глумятся надо мной враги -
Мол, я ленив, мордаст, задаст;
Мой репрессивный аппарат,
Дождутся, им ужо задаст.

Ведь тысячи должны вести
Жизнь беспросветную, как ночь,
Чтоб хоть один преодолел
Провал между <���хотеть> и <���мочь>.

Я призван сделаться первым,
Извне мне не нужен знак -
Всей кровью и каждым нервом
Я знаю, что это так.

Мне должно быть на народе
И властвовать должно мне,
Ведь только моей природе
Ошибки чужды вполне.

Врываюсь в людскую гущу -
Нельзя мне медлить и спать,
Ведь мне с рожденья присуще
Лишь правильно поступать.

Мне к истине путь известен
И лучший походный строй,
Где только смех неуместен,
В рядах звучащий порой.

Для смеха сейчас не время,
Но что способно пронять
Порочных людишек племя,
Готовых все осмеять.

Когда воодушевленье
Одно говорить должно,
Во всяком смехе - глумленье,
Я слышу, заключено.

Мой дар им кажется ложным
Иль слишком они полны
Своим бытием ничтожным -
Они все равно вредны.

Помеху общему ходу,
Свалить их в яму с пути,
Чтоб всю их злую породу
В дальнейшем там извести.

Я неуклюжий? Нет, уклюжий.
Нелепый? Очень даже лепый.
Тогда скажите, почему же
Вы дразните мой нрав свирепый?

Освирепеешь поневоле,
Ведь вспоминать и то обидно,
Как чушь вы обо мне мололи,
Чья доблесть самоочевидна.

Вы все запятнаны виною,
Ведь вы без тени уваженья
Смеялись дерзко надо мною,
А это - признак разложенья.

Я не грожу, - но вы упорно
Себе копаете могилу.
Вам не понять, как необорна
Стоящая за мною сила.

Достоинств вы не признаете,
А значит - недостойны сами.
Сочтемся мы - и при расчете
Улыбки сменятся слезами.

Зато уж я потешусь вволю, -
Так бойтесь горечи паденья!
Мои достоинства есть поле
Для дружеского единенья.

Моя душа своеобычна,
И раздражать ее не пробуй,
Я принимаю фанатично,
Но отвергаю с дикой злобой.

Толпа в восторге голосила,
Победу вам предвозвещая:
Вы шли ко мне, тугую силу
В тяжелых мышцах ощущая.

Вы взгляды женщинам бросали,
Везде выглядывавшим в окна,
И мускулами потрясали,
В них ощущая все волокна.

Украдкой сверху то и дело
Глазами на себя косили,
Оглядывая стати тела,
Дивясь их стройности и силе.