Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Нас в коммуналке стало трое
сосед Колян мотает срок.
Пожалуй, завтра я устрою
девятикласснице урок.

Вот минул день. Уже четыре.
В двери скрежещет Машин ключ.
Я начал ползать по квартире,
неряшлив, грязен и вонюч.

"Глянь, Машенька, беда какая!"
"Ага, допился, Луноход",
так мне предерзко отвечая,
к себе прелестница идёт.

"Нет-нет, постой, ужель не видишь
я болен, милая газель!
Уж так меня ты ненавидишь,
что не поможешь лечь в постель?"

На несколько секунд застыла
у бедной девочки спина
и, повернувшись, наклонила
головку надо мной она,

Согнула худенькие ножки,
взялась за кисть и за бедро
и я услышал, как у крошки
колотит сердце о ребро.

Мы подбираемся к постели
всё ближе и сильнее вонь
и вдруг за пазуху газели
просунул я свою ладонь.

Сдавил ей маленькие грудки,
колено в спину а потом
носок ей запихал под зубки
и руки затянул жгутом...

Всё дальше помнится в тумане,
я был горяч и зол, как вошь.
И через час сказала Маня:
"Ну, Луноход, ну ты даёшь!

Да, наших пацанов из класса
с тобою не сравнить, урод".
Затем добавила: "Напрасно
ты мне носок засунул в рот".

Она пошла решать задачки,
пообещав зайти сама.

...От этой чёртовой соплячки
едва я не сошел с ума.

Она в любовь со мной играла
по восемь десять раз на дню,
бельишко мне перестирала,
улучшила моё меню.

Я стал ухоженный и гладкий,
почтенный с виду старикан.
Куда брюзга девался гадкий,
тот дурно пахнущий букан!.

Людей дивили перемены,
происходившие со мной.
А я уж начал лезть на стены,
когда Машутка шла домой

будить мои резервы силы
и грабить фонд мой семенной.
И ровный холодок могилы
уж ощущал я за спиной.

Однажды утром, встав с кровати
и еле ноги волоча,
собрав в рюкзак бельё и ватник,
решил задать я стрекача,

парализованной соседке
ни полсловечка не сказал,
доел Машуткины объедки
и устремился на вокзал,

до Комсомольска-на-Амуре
купил плацкарту, сел в вагон,
шепнул "прости!" любимой Муре
и из Москвы умчался вон.

...Один в тайге уже лет тридцать
я жизнью праведной живу.
Лишь фрицы да самоубийцы
стремятся в матушку-Москву.

В саду твоём сливы багряного цвета,
как будто Христа воспалённые раны.
Диана, Диана! Кончается лето.
Кончается лето, Диана, Диана!

Ах! Скоро служанок проворные руки
незримого Господа снимут со сливы,
восточные ветры, как турки-сельджуки,
с деревьев листву обдерут торопливо

и будут их тискать от света до света,
и петь, завывая, стихи из Корана.
Диана, Диана! Кончается лето.
Кончается лето, Диана, Диана!

С апреля я пел в твою честь "аллилуйя",
но чем ты платила за слёзы поэта?
За целое лето - лишь полпоцелуя,
лишь полпоцелуя за целое лето!

Готова лишь первая строчка романа,
придуман лишь первый аккорд для дуэта.
Кончается лето, Диана, Диана!
Диана, Диана! Кончается лето!

Когда-нибудь злость моя всё же подточит
железо зажавшего сердце капкана,
но сердце свободы не очень-то хочет,
оно предпочло бы вольеру, Диана.

Полгода в глуши! Не обидно ли это?
В Люцерн уже поздно, в Париж ещё рано.
Диана, Диана! Кончается лето.
Я скоро уеду, ты слышишь, Диана?!

Вчера, ускользнув от прямого ответа,
ты мне заявила, что ты нездорова,
а я на стенах своего кабинета
всю ночь выводил неприличное слово.

Богиня! За что мудреца и эстета
в безмозглого ты превратила барана?
Диана, опомнись! Кончается лето!
Кончается лето, опомнись, Диана!

Хочет наш друг Константэн
угостить нас филе рыбы фугу:
красит зеленкою он
ломтики тухлой трески,
мастерству своему удивляясь.

Пообещал Константэн
нам разливанное море
рисового сакэ.

Съели и я и Андрей
сашими из фугу поддельной.
Где же сакэ, черт возьми?!

Выпить хотите сакэ?
Вот вам рецепт Константэна:
воду сквозь рис пропусти
и этой мутной водою
водку разбавь пополам.