Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

И глоток шампанского в постели,
И слетевший с головы парик,
И слова Тарзана, еле-еле
Слышимые сквозь животный крик:

- Митя! Митька! Ми-ай-ми-ой-милый!
Да, Митюша! Ми-ай-ми-ой-ё!
Делай так! Сильнее! Изнасилуй!...
- Помни имя-отчество своё!

- Митенька-а-а! Ударь меня с размаху!
- Ах, с размаху? Получай, коза!
- Помни имя…
- Да пошел ты на хуй!
- Как «пошел ты на хуй?» Я Тарзан!

В тот же миг торжественно и чинно,
Точно зная в жизни что почем,
Опустилась вдруг рука мужчины
Мите на горячее плечо.

Митя вздрогнул и, покрывшись потом,
Закричал пронзительно: - Кто тут?!
- Это Гагик, - отозвался кто-то, -
Гагик это… Так меня зовут.

В тот момент, крича от страха матом,
Митя и не знал, что, например,
Гагик был народным депутатом
С голубым значком ЛДПР.

Он носил салатовые гольфы
И широкий фетровый берет.
От него балдел Владимир Вольфыч
И тащился весь подкомитет.

Он имел спокойный кроткий норов
И улыбку детского врача,
А его жена Элеонора
В фитнес-клуб ходила по ночам.

И сейчас, когда она слиняла
Из-под Мити в тренажерный зал,
Гагик вставил Митю в одеяло
И спокойным голосом сказал:

- Вы меня, конечно, извините,
Только все же, вопреки молвы
Мы за русских, мы за бедных, Митя,
Это значит – за таких, как вы!

Наш народ не прост, он очень сложен,
И судьба его порою зла.
Митя, вы на наш народ похожи,
Тоже вот раздеты догола.

Кнут нужды вас всех и бьет, и лупит,
А ведь между нами впереди
Знаете, какая жизнь наступит
На Земле, когда мы победим?

Хочешь, я спрошу тебя на ушко,
За кого бы ты голосовал?...
Бедный Митя укусил подушку
И по-русски горько застонал.

Пережив еще одно паденье
Вскоре не во сне, а наяву
Он лежал на кожаном сиденье
В той же тачке по пути в Москву.

И ощупав свой карман понуро,
Он достал оттуда не спеша
Сотенную мятую купюру
В деньгах государства США.

В голове его варилась каша:
- Матушка родная, Боже мой,
Что расскажет он жене Наташе,
Принеся вот это вот домой?

- Что там, деньги? Баксы – это клёво!…
Не спеша водитель сбросил газ.
- Раздевайся, я Рублевский Лева,
У тебя еще оплачен час!

Что-то у тебя в кармане густо,
А ведь деньги, Митя, это зло.
Ну, давай, давай сюда «капусту»,
Что ж, тебе сегодня повезло!

В клуб вернулся Митя лишь под утро,
Тихо, как бродячий пилигрим,
В час, когда зари рассветной пудра
На Москву накладывала грим.

За рекою над Нескучным садом
Звездочка скатилась, как слеза.
- Ничего не говори, не надо.
Я все знаю, - произнес Тарзан.

И на грудь упав к нему невольно,
Митя понял этой жизни суть.
- Больно, Митя? -
Он ответил: - Больно.
- Где?
- Вот здесь.- Он показал на грудь.

- И еще… вон там…- На небе где-то
Розовый рассвет привычно плыл.
- Знай, проходит все, пройдет и это,
Хорошо, что имя не забыл!

Просветленный, как с глотка нарзана,
Окунаясь в грохот городской,
Митя возвращался от Тарзана
По рассветной утренней Тверской.

А Москва дышала свежим дымом
Выхлопных столичных сигарет
И летела птицей-тройкой мимо,
Не заметив, как на красный свет

Сиротливо поднимая плечи,
Без двора, без денег, без кола
Шел прохожий, шел заре на встречу,
И душа его была светла.

Проктолог Давид Толстопальцев
В поселке с названьем Лужки
Обслуживал бедных страдальцев
С болезнями толстой кишки.

За годы работы в больнице,
Где он никогда не скучал,
Встречал он различные лица
И разные судьбы встречал:

Банкиров, штабных генералов,
Бандита по кличке Халдей,
Продюсеров телеканалов
И просто хороших людей.

И с каждым из них, как с ребенком,
Чего уж греха там таить,
Как всякий проктолог, он тонко
Любил иногда пошутить.

И палец достав из анала,
От смеха тряся головой,
Давид каламбурил: «Це кало! –
Такой есть артист цирковой!»

В ответ пациента обычно
Бросало от хохота в дрожь:
«А я ведь общался с ним лично…
Действительно, очень похож!»