Голова в раскалённые сжата тиски,
в рот мне шобла котов испражнялась неделю,
на подушке валяются чьи-то носки
и несвежая тётенька рядом в постели.
Где Колян? - завертел я немытой башкой. -
Где мой менеджер, где мой дружбан закадычный?
Почему кокаинчика нет под рукой?
Где бумажник с баблом и костюм заграничный?
Неужели Колян - это только лишь сон,
неужели действительность так безобразна?
Нет! Зажмурюсь сейчас - и появится он,
и с дивана бабищу спихнёт куртуазно,
две дорожки насыплет на письменный стол,
две зелёных стобаксовки в трубочки скрутит,
и нюхнём мы чуть-чуть - и пойдёт рок-н-ролл,
и как бабочек нас по столице закрутит...
Нет Коляна. Синеет в окошко рассвет.
Ах ты ночь! Что со мною ты, ночь, натворила?
Я блюю в свой цилиндр. А Коляна всё нет.
Только баба под боком раззявила рыло.
Я презираю свой народ,
как презираю все народы,
равно холопьев и господ,
сынов и пасынков свободы.
В годину бедствий и невзгод
и в жирного покоя годы
я презираю свой народ,
как презираю все народы.
Сосут ли кровь твою тираны
иль льется так она, зазря,
под выкрики свободы пьяной -
неважно, честно говоря.
Всегда ты был подтиркой сраной
сената, деспота, царя.
Нам очень хотелось укрыться...
Нам очень хотелось укрыться
от шумных столиц суеты.
Я в банде работал убийцей,
"смотрящей" работала ты.
Пришли мы к отцу-командиру,
сказали: "Дай отпуск, отец.
Охота бойцу и банкиру
грязюку очистить с сердец,
Охота шум моря послушать,
на солнышке спинку погреть,
шашлык у армяна послушать,
пупок о пупок потереть".
Сказал командир: "Понимаю.
Сам молод я был и любил,
подруга моя боевая
не раз с ней на дело ходил.
Немало сберкасс и сельмагов
мы с ней подломили, пока
она не погибла, бедняга,
от пули мента-сопляка.
Об отдыхе с ней мы мечтали,
я думал - ещё пара касс,
и море, шашлык, цинандали
обрушатся мощно на нас,
И будем лет пять мы без дела
утюжить курорты страны.
Но злая судьба захотела
оставить меня без жены...
Ну, что ж, поезжайте, ребята,
мы тут повоюем за вас.
Проезд, отпускные, зарплата -
берите, и в добрый вам час!"
И вот мы на солнечном Юге,
на Юге родном, не чужом!
пусть наши клиенты-хапуги
жрут трюфели за рубежом,
А мы по босяцкой старинке
в Сочах оттопыримся всласть,
прикупим сомбреро на рынке,
напичкаем фруктами пасть,
Положим тела на песочек,
зальем их вином в кабаках,
изжарим их в пламени ночек,
в соляриях, на шашлыках...
Ты жаждешь морали, читатель?
Ты жаждешь развязки, конца?
Па-ашел бы ты на фиг, читатель,
плюю на тебя, подлеца!
Не дам я тебе на расправу
бандитов влюблённых чету!
Они воплощают по праву
наш праздник и нашу мечту.
Я так боюсь мужей-мерзавцев,
они так подлы и грубы,
они как грузчики бранятся,
чуть что взвиваясь на дыбы.
Вчера, приникнув к телефону,
елейным сладким голоском
спросил у мужа я про донну,
но был обозван говнюком.
И множество иных созвучий,
струящих глупость, яд и злость,
из пасти вырвавшись вонючей
по проводам ко мне неслось.
В кафе, в Сокольническом парке,
я ел пирожное "лудлав"
и думал, осушив полчарки:
"Противный муж, как ты не прав!
За что тобою нелюбим я?
Ведь я умён, богат, красив.
Несправедлива епитимья,
твой приговор несправедлив!
Ворчливый муж, взгляни на поле
и обрати свой взор к цветам1
В них мотыльки по божьей воле
впиваются то тут, то там.
Вопьётся, крылышком помашет,
вспорхнёт, нырнёт в ветров поток,
и уж с другим в обнимку пляшет,
уже сосёт другой цветок!
И даже труженица-пчёлка -
и та как будто учит нас:
один цветок сосать без толку,
он так завянуть может враз.
Мужья! Амуру и Природе
претит понятие "супруг",
цветок - не овощ в огороде,
ему для жизни нужен луг,
Читать дальше