Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Пыльный ветер насквозь продувает кварталы
И тускнеет трава, не успев прорасти.
Подрастают дома, как прибрежные скалы,
Чтобы мусор отлива могли мы сгрести.

Словно грязная пена немого прибоя,
Снег в ничто уползает тайком, по ночам;
В эти дни мы не знаем, что делать с собою,
И предаться унынью приходится нам.

Коль гудят чердаки, провода и антенны
И древесные голые ветки шумят;
Если кровельный скат громыхает смятенно,
Словно чьей-то неровною поступью смят;

Если ветер, взывающий к единоверцу,
Сделать флейту готов из любого куста –
Откликается кровь, откликается сердце,
Но не наши движенья, не наши уста.

Если всё превращает в полотнища ветер
И в биенье полотнищ нам слышится зов –
Сердце, камень бессонный, уныньем ответит,
Ибо скальные корни сильней парусов.

Сердце вплавлено в своды житейской пещеры,
Где проносятся ветры, трубя о своем,
И от слез, порожденных незнанием веры,
Сталактиты стихов прорастают на нем.

Вера ветра для сердца неисповедима,
И, не в силах постигнуть призыв путевой,
Откликается ветру, летящему мимо,
Заунывным гудением камень живой.

Как свинья, содрогается грязь,
Вся в прорезанных ветром озерах,
И густая листва, серебрясь,
С шумом валится – ворох на ворох.

Разгребание лиственных куч –
Это ветра нелепая шалость,
И безвкусное варево туч
Безнадежно с пространством смешалось.

Словно боги, над битвой дерев
Слепоокие высятся зданья,
И безудержный слышится гнев
В шумном ропоте похолоданья.

Опьяненное медом жары,
Всё вчера было сонно и стройно,
А сегодня вскипели дворы,
Всё расшатано, всё беспокойно.

Важно дать себе ясный отчет,
Что отзывчивость – глупое свойство
И что лишь в никуда увлечет,
Подступая извне, беспокойство.

Наградой за пыл подпитий,
За сбивчивый гам попоек –
Убожество общежитий
И стоны казенных коек.

Наградой за плеск бокалов,
За пасти всхлип распаленный –
Сиротство в скверне вокзалов
И в страшной зыбке вагонной.

И шепчет некое знанье:
Прекрасно, что так случилось,
Пусть праздничное мельканье
Так грубо остановилось,

И смолкли родные речи,
Не высказав всех желаний,
И скорбью сгибает плечи
Немой глагол расстояний.

Я не могу на судьбу пенять –
Так ею не был любим никто,
Но её даров я не мог принять
И все мученья принял за то.

Мне в КПЗ ломают ребро,
До черноты дубасят в пивной,
Я в головном вагоне метро
Дрыхну на линии кольцевой.

Плача от стужи, куда-то бреду
И обливаюсь потом в метро,
Теряю сознанье, упав на льду,
Чтобы себе застудить нутро.

И вместо того, чтоб меня поднять,
Люди еще меня оберут,
Но я не хочу ничего менять,
Все перемены – напрасный труд.

Перед образом Божьим я виноват,
Скомкав его, как в кривом зеркале,
Но Петр меня не отправит в ад –
Я всё искупил уже на Земле.

И из текучести зеркала
Мой лик гримасы корчит судьбе.
Немало делал я в жизни зла,
Но только себе, – да, только себе.

А если вдруг текучесть замрет –
Вот это будет страшней всего:
Тогда остаётся лишь черный лед,
Не отражающий ничего.

В крови истому почую,
Сжигающую, как соль,
И тихо пробормочу я:
“О Боже, какая боль”.

Повсюду боль проберется,
До крайних нервных ветвей.
Не надо с болью бороться,
А надо заснуть скорей.

Я в сон забился, как в норку,
И страшно мне выходить.
Вонзите мне в зад отвертку,
Чтоб враз меня пробудить.

Я в сон закопал свой разум
И в теплой земле живу.
На свет меня рвите разом
За ядра, как за ботву.

Со мною держитесь твердо,
Твердите мне свой резон:
“Уж больно, братец, хитер ты,
Чуть что – и зарылся в сон”.

Учитесь меня проворно
На свет вырывать оттоль –
Я только шепну покорно:
“О Боже, какая боль”.

Мир полон страсти и отваги,
Зато мои бесстрастны мысли.
Над барахолкой вьются флаги,
Зато в душе они обвисли.