Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

В траве, как ладони на роздыхе,
Листва, - как свалка оваций.
Видно, как в дымном воздухе
Частицы солнца роятся.

Я быть стариком согласен:
Пусть в муках плоть усыхает,
Но мир так радостно ясен,
Как только боль утихает.

Окрестность ломкая, мелкая,
Деревьев пустые кроны;
Пушистою рыжей белкою
Курятся дальние склоны.

Не так уж мало осталось,
Ибо много открылось.
Неприхотлива старость,
Берущая все как милость.

И ныне мне удивительно,
Какой я взыскан удачей:
Похлопываю снисходительно
Брюшной бурдючок собачий

И вижу, словно картину:
Мы с собачкою двое,
Забор, провода, рябина,
Солнце - как меховое.

Котельной покидая гул,
В кусты, в прохладу
На принесенный кем-то стул,
Кряхтя, присяду.

Траву протершая, бежит,
Петляя, тропка,
Сюда, где бешено дрожит
Во мраке топка.

Трясется угольный тупик
В пылу распада.
Как хорошо, что я старик:
Мне всё - отрада.

Сквозь листья солнце облекло
В подобье сетки
Бутылок битое стекло,
Сухие ветки.

В траве - соцветия лучей
На склянках праздных
Под стенами из кирпичей
Мясисто-красных.

Недалеко уже конец,
Близка развязка,
Но пахнет пряно, как чебрец,
Во мраке смазка.

Чему ни приписать добро,
Годам, недугу ль,
Но копится, как серебро,
В подвале уголь.

Теперь мне нечего просить,
Теперь я зорок.
Я жизнь сполна могу вкусить
В тиши задворок.

Но ничего не повторять
Из прежней боли,
Лишь черным ногтем ковырять
Свои мозоли.

Скончаются праздники ночью
И оттепель ночью умрет,
И влаги последние клочья
Морозный рассвет уберет.

Как в мыле - строений уступы
И весь переулок кривой.
Сосулек буддийские ступы
Подвешены вниз головой.

Как гомон застолья, умолкло
Течение талой воды,
Остались лишь мыльные стекла,
Морозной уборки следы.

Утыкали рвоты цукаты
Усохших сугробов безе,
И капель иссякли раскаты
В невольной морозной слезе.

И в небе холодном и ясном
Увидишь лишь бездну тоски,
И холод мучительным спазмом
Столице сжимает виски.

Всё выглядит так незнакомо,
Морозом схватившись с утра.
Деревьев недвижных изломы
Заполнили чашу двора.

Над снегом, над плоскостью белой,
Обставленный охрой стенной,
Деревьев каркас омертвелый
Висит в пустоте ледяной.

Я с этим пейзажем в союзе,
Мне нравится холод его.
Так сладостна гибель иллюзий,
Холодной тоски торжество.

Когда холода просветлений
Смогли все былое облечь,
Обуза ненужных стремлений
Упала с натруженных плеч.

Мудро-насмешливо, чуть свысока
Я говорю с неразумной толпой, -
Кто же заметит, как в сердце тоска
Переплетается с болью тупой.

Пляшет в глазах и дрожит на устах,
Веки щекочет проказливый смех,
Ловко скрывая, как мучает страх,
Как я устал от всего и от всех.

Я улыбаюсь - а зубы в крови;
Громко шучу - чтоб тайком умолять:
<���Сердце, истертую упряжь не рви,
Мы не свезли еще должную кладь>.

Для глаза приятных здесь нет ощущений -
Район поражен асимметрии хворью.
Большие коробки производственных помещений
В беспорядке расставлены по заводской территории.

Застыли железного хлама охапки,
Прилеплены к ним в виде лестниц и переходов.
Клубятся трубопроводы в удавьей хватке -
Уродливо вздутые вены заводов.

В лабиринте складов, цехов, заборов,
Где так хаотично все расположено,
Локомотив, смиряя свой норов,
Всего сторонясь, ползет осторожно.

Решетчатых окон слепые плоскости
Своим равнодушьем меня не смутят,
Пусть антенны, как гребни из щучьей кости,
Мелко дрожа от подавленной злости,
Выдирают шерсть из небесных стад.

Шлакобетон со мрамором храма
Ничем не схожи, но эти стены,
Словно Кааба, хранят упрямо
Память, которой не сыщешь замены.

Железнодорожная насыпь в снегу шелудивом
Покрыта свищами следов оплывших,
И в сердце смятенье, как в небе дождливом -
Не это ль следы здесь ранее живших?