Бенедикт Лифшиц - Полутораглазый стрелец

Орлы летели вдаль, над ним уж не паря.

Цари - тюремщики во образе царя -

Его замкнули в круг, навек нерасторжимый.

Он умирал, и смерть, приявши облик зримый,

Восстав пред ним в ночи, росла, к себе маня,

Как утро хладное таинственного дня.

Его душа рвалась отсель в предсмертной дрожи.

Однажды, положив оружие на ложе,

Промолвил он: «Теперь конец!» - и рядом с ним

Улегся под плащом Маренго боевым.

Его сражения при Тибре и при Ниле,

Дунайские - пред ним чредою проходили.

«Я победил, - он рек, - орлы летят ко мне!»

Вдруг, взором гаснувшим скользнувши по стене,

Он взор мучителя заметил ядовитый:

Сэр Гудсон Ло стоял за дверью приоткрытой.

Тогда, пигмеями поверженный колосс,

Воскликнул он: «Ужель не все я перенес?

Господь, когда ж конец? Жестокой кары бремя

Сними с меня!» Но глас изрек: «Еще не время!»

Приходит смерть, проходит злоба.

Таких не знали мы светил.

Спокойно он внимал из гроба

Тому, как мир о нем судил.

Мир говорил: «Была готова

Победа до любой черты

Идти за ним. Вождя такого,

История, не знала ты!

Почиет в славе, под травою,

Свершитель дерзостных чудес,

Уже при жизни взявший с бою

Ступени первые небес!

Он высылал, в пылу жестоком

Беря Мадрид, беря Москву,

Свои мечты бороться с роком

И воплощал их наяву.

Влюбленный в бранную тревогу,

Сей венценосный рефаим

Навязывал свой замысл богу,

Но бог не соглашался с ним.

Он шел вперед необоримо

И, облечен в свою зарю,

Окинув оком стены Рима,

Он мыслил: «Я теперь царю!»

Да, он хотел своею волей,

Священник, царь, маяк, вулкан,

Создать из Лувра Капитолий

И из Сен-Клу свой Ватикан.

Сей Цезарь так бы рек Помпею:

– Будь мне помощник, и гордись! -

И целый мир следил за нею,

За шпагою, пронзавшей высь.

Он шел, куда его надменно

Мечты безумные влекли,

И ждал, что перед ним колена

Склонят народы всей земли.

Мечтал свести зенит с надиром,

Все на земле преобразить,

Распространить Париж над миром,

Весь мир в Париже заключить.

Подобно Киру в Вавилоне,

Желал он под своей рукой

Все власти слить в едином троне,

В один народ - весь род людской.

И, идя к цели неуклонно,

Достичь такого торжества,

Чтоб имени Наполеона

Завидовал Иегова».

163. НАРОДУ

Тебе подобен он: ужасен и спокоен,

С тобою он один соперничать достоин.

Он - весь движение, он мощен и широк.

Его смиряет луч и будит ветерок.

Порой - гармония, он - хриплый крик порою.

В нем спят чудовища под синей глубиною,

В нем набухает смерч, в нем бездн безвестный ад,

Откуда смельчаки уж не придут назад.

Колоссы прядают в его простор свирепый:

Как ты - тиран, корабль он превращает в щепы.

Как разум над тобой, маяк над ним горит.

Кто знает, почему он нежит, он громит?

Волна, где, чудится, гремят о латы латы,

Бросает в недра тьмы ужасные раскаты.

Сей вал тебе сродни, людской водоворот:

Сегодня заревев, он завтра всех пожрет.

Как меч, его волна остра. Прекрасной дщери,

Он вечный гимн поет рожденной им Венере.

В свой непомерный круг он властно заключил,

Подобно зеркалу, весь хоровод светил.

В нем - сила грубая, и прелесть в нем живая.

Он с корнем рвет скалу, былинку сберегая.

К вершинам снежных гор он мечет пену вод,

Но только он, как ты, не замедляет ход,

И, на пустынный брег ступивши молчаливо,

Мы взор вперяем вдаль и верим в час прилива.

164. СОПОСТАВЛЕНИЕ

– Признайтесь, мертвецы! Кто ваши палачи?

Кто в груди вам вонзил безжалостно мечи?

Ответь сначала ты, встающая из тени.

Кто ты? - Религия. - Кто твой палач? - Священник.

– А ваши имена? - Рассудок. Честность. Стыд.

– Кто ж вас на смерть сразил? - Всех церковь. - Ну, а ты?

– Я совесть общества. - Скажи, кем ты убита?

– Присягою. - А ты, что кровью вся залита?

– Я справедливость. - Кто ж был палачом твоим?

– Судья. - А ты, гигант, простертый недвижим

В грязи, пятнающей твой ореол геройский?

– Зовусь я Аустерлиц. - Кто твой убийца? - Войско.

165. ФОРТЫ

Они - парижских врат сторожевые псы,

Затем что мы - внутри осадной полосы,

Затем что там - орда, чьи подлые отряды

Уж добираются до городской ограды,

Все двадцать девять псов, усевшись на холмы,

Тревожно и грозя глядятся в дебри тьмы

И, подавая знак друг другу в час укромный,

Поводят бронзой шей вокруг стены огромной.