Александр Дахненко - Эпоха Наваждений

Откуда нас с тобою извлекли
И бросили куда — нам непонятно.
Мы плаваем в задумчивой пыли,
Беседуя о чем-то так невнятно.
И времена таинственно идут,
Тебе и мне опять бросают вызов.
И тени нас по закоулкам ждут,
Они полны трагических сюрпризов.
И ты один, и я всегда один…
Пронзая толщу дней рапирой взгляда
Мы выявляем темный мир глубин,
И нестерпимо яркий свет распада!

Пару строк задумчивых черкни —
Вот она слепая благодать.
Нас коснулись проклятые дни,
Заставляя неизбежность ждать.
Самые жестокие слова,
Зло опять забавно мастерит.
И упрямо ноет голова,
И душа в огне судьбы горит.
Ничего не стоит угадать,
Как твоя зовется нынче смерть.
Падает проклятьем благодать,
Да на искореженную твердь.

Пленник мирового шума,
Пленник мирового гама,
Ты опять глядишь угрюмо:
Развернулась панорама
Торжествующего хама.
Пошлость вновь сменила платья,
Превратившись в вопли скуки,
В искаженные понятья,
В сумасшедшие науки,
И в бессмысленные муки.
Этот бред — есть тайна жизни?
Боже, как все это мелко!
Память о дурной отчизне
Злых часов стирает стрелка.
И задерганные люди
Бродят в сумраке трагично.
Жаждут слышать весть о чуде,
Но опять живут обычно…
Что ж, возмездье — иронично!
Тяжелы и беспокойны,
Дни и сны, стихи и проза
Так проходят наши войны,
Сквозь дурман речей и слезы
Снова чудится угроза.
Наше жалкое веселье
Станет вмиг большой бедою:
Злой, кровавою капелью,
Убивающей звездою.

Поверхность неба и земли
Легко сливаются в одно.
До звезд дойти мы не могли —
Нас просто нет уже давно.
Пройдя почти что полпути
Ты ощутил, что жизнь — кисель…
Ты нервы до конца взвинти:
Крути безумья карусель.
Невыразимая тоска,
Неназываемая боль.
Теней касается рука.
Ты тоже тенью быть изволь.
Беда становится тобой,
Ты воплощаешься в строке,
И дискутируешь с судьбой
На непонятном языке.
Для боли больше нет преград,
Удел надменен и суров:
Шагай в сияющий распад
Сквозь музыку иных миров.
Туда, где виден каждый миг,
Пространств, времен лихой изгиб…
Где в лабиринтах темных книг
Твой дух мятежный не погиб.

Палящее солнце дурных настроений,
Обычного ужаса яркие краски.
Среди неуклюжих, громадных строений,
Ненужной души обретаются сказки.
Дыханье полынью наполнено, тяжко…
Дурманят степные, тягучие травы.
И в пыльном пространстве, вся жизнь как натяжка:
Есть в музыке вечности поиск отравы.
И в радости, в горе — есть отзвук кошмара.
И мечется время — все в мире ломая…
Как много жестокого, адского жара:
Ты плавишься в нем, давней скуке внимая.

Ты смотришь в бессонные, долгие ночи,
Где тени живут, и не помнят о боли…
А жизнь все скрипит, и признаться не хочет,
В нелепости ей предназначенной роли.

Прочти нелепые слова
Что снова стынут на листе,
И тихо ноет голова
В почти что вечной пустоте.
Петля отчаянья прочна,
И как с тоской ни говори,
Жизнь утомительно-скучна,
Во тьме и в проблесках зари.
Всего лишь несколько шагов
По неизбежности пройди…
И, заглянув за грань веков,
Свою судьбу освободи.

Разнообразие скучного мира:
Мелкие люди, огромные вещи,
Так и становится душной квартира,
В клетке горящее сердце трепещет.
Плавятся мысли, стираются грани
Между отчаяньем, сном позабытым,
Тихими сказками воспоминаний
И отвратительно-тягостным бытом.
Все перемешано, поиск напрасен:
Неотделимо от радости горе.
Лик бесконечности странно-прекрасен.
Гасит желания вечности море.

Надо найти только "точку опоры",
Чтоб изменить подсознанья картины.
Чтоб освещали надменные взоры,
Падая в бездны, ночные глубины.

Распад поэтичен до боли,
Мир в хаос, похоже, влюблен,
И верен навязанной роли,
И в бездны начал устремлен.
Как вестники странных галактик,
Кружат неспокойные сны.
Колдует стратег или тактик
Над бредом ночной тишины,
Над бредом чуть слышного вздоха,
Пометив пространство крестом…
Вот-вот и свернется эпоха
Опавшим осенним листом.

С серебристой тоскою и денно, и нощно,
Я куда-то давно обреченно плыву.
Имена бормочу, и мелодией мощной
Восторгаюсь… И только затем и живу,
Чтобы видеть Вселенной запретные грани
И сжимать до предела свои времена.
И беседовать с тенью из воспоминаний,
Все о том, как погибла родная страна.
Чтобы верить в отчаянье просто и строго,
Осязая, как слезы прекрасны, горды…
Чтобы снова идти по обманным дорогам,
Заметая свои роковые следы.