Гийом Аполлинер: Алкоголи

Не позабыла ль ты мою услугу
Что вывел я тебя на свет дневной
Влачишься ты печальная супруга
Как траурная тень всегда за мной
Ведь мы неотделимы друг от друга

В апреле зиму погребли снега
Приветствуя приход поры бесснежной
И в поле и в сады и на луга
Слетелись стаи птиц спешащих нежный
Апрель восславить с каждого сука

Дружинами весны зеленолистой
Армада снега вспять обращена
Весна улыбкой светится лучистой
И к бедным людям благости полна
Их омывает добротою чистой

Размеры сердца так же велики
Как зад почтенной дамы из Дамаска
Но грудь пронзают семь мечей тоски [15] Но грудь пронзают семь мечей тоски — по евангельскому преданию, святой старец Симеон Богоприимец, которому было предначертано, что он не умрет, пока не увидит Христа, сказал Марии, когда увидел младенца Иисуса: «И тебе самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Лука. 2, 35). Эти слова истолковываются как пророчество о скорбях и душевных муках, ожидающих Богородицу. В католицизме они породили иконографический образ Мадонны, чье сердце пронзено семью мечами.
Прекрасная я весь любовь и ласка
И сердце рвут проклятые клинки

Печали семь мечей о сладость боли
Нашептывает страсть мне чепуху
Мечи мне грудь и сердце распороли
Ну как об этом я забыть смогу
Когда терпенья нет крепиться боле

Всем ручейкам молочным Ханаана
О Млечный путь ты светозарный брат
Ты курс нам указуешь постоянно
К туманностям куда сквозь звездопад
Летят тела возлюбленных слиянно

Существованьем правит рок слепой
И подчиняясь музыке небесной
Которая звучит сама собой
Всю нашу жизнь танцуем мы над бездной
По воле бесов властных над судьбой

Рок рок существования основа
Всем нам от сумасшедших королей
До лживых дам в пупырышках озноба
Средь утомленных временем полей
Грозит его мучительная злоба

Что делать регент твой удел таков
Ты Луитпольд [16] Луитпольд, Карл Иосиф Вильгельм Людвиг (1821–1912) — принц-регент при двух безумных баварских королях, его племянниках, Людовике II (1845–1886) и Отгоне I (1848–1916). В последующих строфах упоминается эпизод из истории Баварии, долгое время волновавший Аполлинера: Людовик II Баварский тратил огромные деньги на украшение своих дворцов и общался с министрами только через своих слуг; в 1886 г. король был признан душевнобольным и при загадочных обстоятельствах окончил жизнь самоубийством, бросившись в воды Штарнбергского озера. свое предназначенье
Быть нянькой августейших дураков
Оплакивал ли в сумрачном свеченье
Мерцающих в тумане светляков

У озера стоит дворец огромный
С воды несется пенье рыбака
Хозяйки нет приподнят мост подъемный
Отдавшийся на волю ветерка
Скользит по водной глади лебедь томный

Здесь короля дурной конец постиг
Он утонул у этих стен купаясь
Но выбрался на берег и затих
С тех пор лежит недвижный улыбаясь
Уставив в небо помертвевший лик

Мне лира пальцы жжет твое пыланье
Июньского светила жаркий зной
Я по Парижу мерю расстоянья
Безумство нежное владеет мной
И умирать в Париже нет желанья

Здесь каждый день воскресный удлинен
И тянется легко и монотонно
В дворах шарманок раздается стон
Цветы свисают с каждого балкона
Пизанской башни повторив наклон

Парижский вечер одурел от джина
Сверкая фонарями вдоль хребта
Спешат трамваи с грохотом лавины
Как на линейках нотного листа
Излить на рельсах бешенство машины

Нестройный хор кафе по вечерам
Поет шипеньем всех своих сифонов
И песнями веселыми цыган
И голосами хриплыми гарсонов
Ту страсть к тебе что прежде пел я сам

Я знаю что рабы поют муренам [17] Я знаю что рабы поют муренам — в Древнем Риме богатые рабовладельцы держали мурен, чье мясо очень ценилось, в специальных бассейнах и откармливали их трупами своих рабов.
Могу пропеть и лэ [18] Лэ — культвировавшаяся в средневековой французской поэзии форма небольшого «рассказа в стихах». для королев
И песнь которая под стать сиренам
И простоватый жалобный напев
И песенку привыкшего к изменам