Илья Эренбург - Стихи

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Было в жизни мало резеды,

Много крови, пепла и беды.

Я не жалуюсь на свой удел,

Я бы только увидать хотел

День один, обыкновенный день,

Чтобы дерева густая тень

Ничего не значила, темна,

Кроме лета, тишины и сна.

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Гляжу на снег, а в голове одно:

Ведь это – день, а до чего темно!

И солнце зимнее, оно на час -

Торопится – глядишь, и день погас.

Под деревом солдат. Он шел с утра.

Зачем он здесь? Ему идти пора.

Он не уйдет. Прошли давно войска,

И день прошел. Но не пройдет тоска.

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Когда я был молод, была уж война,

Я жизнь свою прожил – и снова война.

Я все же запомнил из жизни той громкой

Не музыку марша, не грозы, не бомбы,

А где-то в рыбацком селенье глухом

К скале прилепившийся маленький дом.

В том доме матрос расставался с хозяйкой, И грустные руки метались, как чайки.

И годы, и годы мерещатся мне

Все те же две тени на белой стене.

Советская поэзия. В 2-х томах.

Библиотека всемирной литературы. Серия третья.

Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.

Москва: Художественная литература, 1977.

Ты говоришь, что я замолк,

И с ревностью, и с укоризной.

Париж не лес, и я не волк,

Но жизнь не вычеркнуть из жизни.

А жил я там, где сер и сед,

Подобный каменному бору,

И голубой и в пепле лет

Стоит, шумит великий город.

Там даже счастье нипочем,

От слова там легко и больно,

И там с шарманкой под окном

И плачет и смеется вольность.

Прости, что жил я в том лесу,

Что все я пережил и выжил,

Что до могилы донесу

Большие сумерки Парижа.

Советская поэзия. В 2-х томах.

Библиотека всемирной литературы. Серия третья.

Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.

Москва: Художественная литература, 1977.

Чужое горе – оно, как овод,

Ты отмахнешься, и сядет снова,

Захочешь выйти, а выйти поздно,

Оно – горячий и мокрый воздух,

И как ни дышишь, все так же душно.

Оно не слышит, оно – кликуша,

Оно приходит и ночью ноет,

А что с ним делать – оно чужое.

Советская поэзия. В 2-х томах.

Библиотека всемирной литературы. Серия третья.

Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.

Москва: Художественная литература, 1977.

При первой встрече ты мне сказала: «Вчера Я узнала, что вы уезжаете… мы скоро расстанемся…»

Богу было угодно предать всем ветрам

Любви едва вожженное пламя.

«Расстанемся»… и от этого слова губы жгли горячей.

Страшный час наступал, мы встретились накануне.

Мы были вместе лишь тридцать ночей

Коротеньких, июньских.

Ты теперь в Париже, в сумеречный час Глядишь на голубой зеркальный Montparnasse, На парочки радостные, И твои губы сжимаются еще горче.

А каштаны уже волнуются, вздрагивая

От февральского ветра с моря.

Как тебе понять, что здесь утром страшно проснуться, Что здесь одна молитва – Господи, доколе?

Как тебе понять, ведь ты о революции

Что-то учила девочкой в школе.

Кого Господь из печи вавилонской выведет?

Когда к тебе приду я?

И не был ли наш поцелуй на вокзале мокром и дымном Последним поцелуем?

Но если суждено нам встретиться не здесь, а там – Я найду твою душу, Я буду по целым дням Слушать.

Ты можешь не говорить о том, как, только что познакомившись.

Мы друг друга провожали ночью,

Всю ночь, туда-назад,

И как под утро ты спросила на Люксембургской площади:

«Который час?»

И засмеялась: «Я гляжу на эти часы, а они стоят».

Ты можешь не говорить о том, как мы завтракали утром У старой итальянки, было пусто, Ты сказала: «Я возьму этот качан для nature-morte…

Я умею говорить по-русски:

Я – противный медвежонок…

Скажи, ты едешь скоро?..»

Ты можешь не говорить о том, как на вокзале, При чужих прощаясь, мы друг на друга не глядели, И как твои холодные слабые пальцы Моих коснулись еле-еле.

Ты можешь не говорить обо всем,

Только скажи «люблю»,

И я узнаю твое

Среди тысяч других «люблю»

Даже в раю,

Где я, может, забуду про всё,