Мочой пахнуло, и ночлежкой, И многослойным перегаром. Я с доброй ленинской усмешкой Тебе пивка отлил задаром.
Я не потребовал расплаты В кустах, щетинившихся рядом. Покуда с жадностью пила ты, В тебя я ввинчивался взглядом.
В то, что диковинней диковин В твои глаза всмотрелся ближе. Они - как парочка крыжовин, Увязших в розоватой жиже.
Они - как два жука навозных В желудочном соку варана, Как два плевка туберкулезных Под вялой струйкою из крана,
Как два глазка прыщей багровых На влажном воспаленном лоне, Как две колонии грибковых В своем питательном бульоне...
Распада мертвоокий гений И символ всей житейской мути, Весь мой поток уподоблений Твоей не отражает сути.
Сумеет ли признать ученость, Не скатываясь в блудословье, То, что болезнь и извращенность Есть форма жизни и здоровья?..
Ты сквер икотой огласила, Глухой и гулкой, как из бочки. Биохимические силы Боролись в грязной оболочке.
Качнулась ты и в пыль упала, Ругая мужиков-придурков, И заворочалась устало Среди бумажек и окурков.
Андрей Добрынин
И, на тебя взирая сверху Как на оживший тюк одежды, Я знал: мы схожи на поверку Мы оба лишены надежды.
Не вправе я тебя дичиться, Ведь и во мне угасла вера, Пусть день любовью завершится В пыли хиреющего сквера.
Андрей Добрынин
Не заводите бультерьеров, Не повинуйтесь глупой моде. Не только злобность и уродство Всей этой свойственны породе.
Они с фельдфебельским усердьем Хозяев охраняют праздных, Но похоть жгучую до срока Таят в телах бочкообразных.
Однажды некая девица Выгуливала бультерьера, И в тот же час маньяк предпринял Обход всех закоулков сквера.
Маньяки никому не верят, Точнее, верят лишь в удачу. Напрасно плакала девица, Хоть даже я пишу и плачу.
Маньяк слезам давно не верил В нем люди растоптали веру, И вот насилие свершилось Под тяжким взглядом бультерьера.
Маньяк рычал, сопел и ухал, Девица же боялась пикнуть, А бультерьер следил за ними, Чтоб в тайны коитуса вникнуть.
Он мог бы вглядываться вечно В совокупленье человечье, Вскричав:"Остановись, мгновенье!" Но не владел он связной речью.
Маньяк встряхнулся, причесался И растворился в полумраке, И поплелась домой девица В сопровождении собаки.
Папшп рявкнул:"Где шаталась?!" Но вдруг все понял и осекся, А бультерьер индифферентно Уже на коврике улегся.
Отец навел на бультерьера Двустволку буркал воспаленных, Он вспомнил, как за дармоеда Он выложил пятьсот "зеленых".
Андрей Добрынин
Он вспомнил, как он холил зверя, Но из того не вышло толку, И со стены отец несчастный Снял настоящую двустволку.
Обвел он взором обстановку, Ввезенную из загрраничья, Вдруг постигая, как непрочно На свете всякое величье.
Мне очень жаль, что в ту минуту Меня не оказалось рядом. Швырнул бы я в лицо буржую Слова, пропитанные ядом:
"Глупцы, вы верите лишь в доллар, Забыв про равенство и братство, Но прах перед прибоем жизни Все буржуазное богатство.
Вам не помогут бультерьеры, Меха, особняки, "линкольны", И вы проказами маньяка Напрасно так уж недовольны.
Маньяков дерзкие наскоки По сути, только первый опыт. Столиц растленных мостовые Уж сотрясает мерный топот.
Все снова сбудется согласно Марксистской социальной карме. Маньяки - это лишь разведка Железных пролетарских армий".
Андрей Добрынин
Когда ощупал тьму тоннеля Глубинный луч электровоза, Моим вниманьем завладела Твоя скучающая поза.
Ты щеголяла в черной шляпе И в кимоно темнозеленом, Под ним я пышный бюст увидел Сверлящим взором воспаленным.
Была ты в розовых перчатках И в фиолетовых сапожках, Лосины красные блестели На сильных узловатых ножках.
Ты взор мой пламенный поймала, Но не показывала вида Так перед чернью выступала Великая Семирамида.
В твоих глазах, совок ничтожный, Я значил до смешного мало. Том "Анжелики в Новом Свете" Ты крепко к сердцу прижимала.
Для мира чересчур прекрасны Такой прикид, такие формы И я тебя под близкий поезд Столкнул решительно с платформы.
И отошел, чтобы не видеть Последующей тяжкой сцены, И разом брызги и ошметки Влепились в мраморные стены.
Раздался рев, но пригодилась Конспиративная сноровка Крича:"Пустите! Что случилось?!" В толпу я затесался ловко.
Навстречу мне старухи лезли, Подпрыгивая и ругаясь. Я к эскалатору пробился И скорбно думал, поднимаясь:
"Увы! К бесформенным ошметкам Свелось блестящее обличье! Так ужасающе непрочно На свете всякое величье".
Андрей Добрынин
Читать дальше