Андрей Белый: Пепел

Свой купол нежно-снеговой

Хаосом пепельным обрушит —

Тот облак, что над головой

Взлетающим зигзагом душит;

И вспучилась его зола

В лучей вечеровые стрелы;

И пeпeл серый сеет мгла,

Развеивая в воздух белый;

Чтоб неба темная эмаль

В ночи туманами окрепла,—

Там водопадом топит даль

Беззвучно рушимого пепла.

1908

Москва

Всё спит в молчанье гулком.

За фонарем фонарь

Над Мертвым [5] Переулок в Москве переулком

Колеблет свой янтарь.

Лишь со свечою дама

Покажется в окне: —

И световая рама

Проходит на стене,

Лишь дворник встрепенется,—

И снова головой

Над тумбою уткнется

В тулуп бараний свой.

Железная ограда;

Старинный барский дом;

Белеет колоннада

Над каменным крыльцом.

Листвой своей поблеклой

Шушукнут тополя.

Луна алмазит стекла,

Прохладный свет лия.

Проходят в окнах светы —

И выступят из мглы

Кенкэты и портреты,

И белые чехлы.

Мечтательно Полина

В ночном дезабилье

Разбитое пьянино

Терзает в полумгле.

Припоминает младость

Над нотами «Любовь,

Мечта, весна и сладость —

Не возвратитесь вновь.

Вы где, условны встречи

И вздох: Je t'aime, Poline…» [6] Я люблю тебя, Полин…(фр.).

Потрескивают свечи,

Стекает стеарин.

Старинные куранты

Зовут в ночной угар.

Развеивает банты

Атласный пеньюар.

В полу ослепшем взоре

Воспоминаний дым,

Гардемарин, и море,

И невозвратный Крым.

Поездки в Дэрикоэ,

Поездки к У чан-Су…

Пенснэ лишь золотое

Трясется на носу.

Трясутся папильотки,

Колышется браслет

Напудренной красотки

Семидесяти лет.

Серебряные косы

Рассыпались в луне.

Вот тенью длинноносой

Взлетает на стене.

Рыдает сонатина

Потоком томных гамм.

Разбитое пьянино

Оскалилось — вон там.

Красы свои нагие

Закрыла на груди,

Как шелесты сухие

Прильнули к ней: «Приди,—

Я млею, фея, млею…»

Ей под ноги луна

Атласную лилею

Бросает из окна.

А он, зефира тише,

Наводит свой лорнет:

С ней в затененной нише

Танцует менуэт.

И нынче, как намедни,

У каменных перил

Проходит вдоль передней,

Ища ночных громил.

Как на дворе собаки

Там дружною гурьбой

Пролаяли, — Акакий —

Лакей ее седой,

В потертом, сером фраке,

С отвислою губой: —

В растрепанные баки

Бормочет сам с собой.

Шушукнет за портретом,

Покажется в окне: —

И рама бледным светом

Проходит на стене.

Лишь к стеклам в мраке гулком

Прильнет его свеча…

Над Мертвым переулком

Немая каланча.

Людей оповещает,

Что где-то — там — пожар,—

Медлительно взвивает

В туманы красный шар.

Август 1908

Суйда

Огневой крюшон с поклоном

Капуцину черт несет.

Над крюшоном капюшоном

Капуцин шуршит и пьет.

Стройный черт, — атласный, красный,—

За напиток взыщет дань,

Пролетая в нежный, страстный,

Грациозный па д'эспань,—

Пролетает, колобродит,

Интригует наугад

Там хозяйка гостя вводит.

Здесь хозяин гостье рад.

Звякнет в пол железной злостью

Там косы сухая жердь: —

Входит гостья, щелкнет костью,

Взвеет саван: гостья — смерть.

Гость — немое, роковое,

Огневое домино —

Неживою головою

Над хозяйкой склонено.

И хозяйка гостя вводит.

И хозяин гостье рад.

Гости бродят, колобродят,

Интригуют наугад.

Невтерпеж седому турке:

Смотрит маске за корсаж.

Обжигается в мазурке

Знойной полькой юный паж.

Закрутив седые баки,

Надушен и умилен,

Сам хозяин в черном фраке

Открывает котильон.

Вея веером пуховым,

С ним жена плывет вдоль стен;

И муаром бирюзовым

Развернулся пышный трон.

Чей-то голос раздается:

«Вам погибнуть суждено»,—

И уж в дальних залах вьется,—

Вьется в вальсе домино

С милой гостьей: желтой костью

Щелкнет гостья: гостья — смерть.

Прогрозит и лязгнет злостью

Там косы сухая жердь.

Пляшут дети в ярком свете.

Обернулся — никого.

Лишь, виясь, пучок конфетти

С легким треском бьет в него.

«Злые шутки, злые маски»,—

Шепчет он, остановясь.

Злые маски строят глазки,

В легкой пляске вдаль несясь.

Ждет. И боком, легким скоком,—

«Вам погибнуть суждено»,—

Над хозяйкой ненароком