Константин Бальмонт - Злые чары. Книга заклятий

Наполнен цветок полевой!

Как прелестен этот бред,

Лепет детских слов.

Предумышленности нет,

Нет в словах оков.

Сразу — Солнце и Луна,

Звезды и цветы

Вся Вселенная видна,

Нет в ней темноты.

Все что было — здесь сейчас,

Все что будет — здесь.

Почему ж ты, Мир, для нас —

Не ребенок, весь?

Ты родилась, чтоб тучкой быть.

Чтоб небо нежить и любить.

Но, измененная судьбой,

Уж ты не в бездне голубой.

Ты небо нежила легко,

Ты тучкой рдела высоко,

Но в страшный час, но в бурный час,

Ты вниз, слезами, пролилась.

В лесу избушка малая

Стоит себе одна.

Дрема раскрылась алая,

Окончилась весна.

Настали дни расцветные

Июльской красоты.

Вновь думы безответные:

О, где же, где же ты?

Надем цветные бусы я,

И сяду над рекой.

Поникнут косы русые,

Я думаю с тоской.

Ты мне сказал «Желанная!

Опять к тебе приду».

И снова ночь обманная,

Опять напрасно жду.

Уж листья осыпаются,

Уж осень на дворе.

Уж стаи птиц скликаются,

За лесом, на заре.

И я ли не лелеяла

Заветные мечты!

А все их, все развеяло,

Как летние цветы.

Наплакалась, намучилась

Осенняя пора.

И плакаться соскучилась,

Уходит со двора.

Настали дни холодные,

Повсюду снег и лед.

Пути застыли водные,

И лишь метель поет.

Сугробы треплет белые,

Под кровлей шелестит.

За сучья онемелые

Зацепится, свистит.

Кричит, как ведьма шалая,

И стонет тишина.

Моя избушка малая

В лесу одна, одна.

Я помню ясно. Все. Была весна.

Я болен, беден, жалок, я не понят.

Но разве не весной мечты хоронят?

В душе был страх, недвижность, глубина.

Я медлил у высокого окна.

Мне мнилось: за стеною кто-то стонет.

Любимая, проклятая, жена —

Не слышно ей, что дух мой, дух мой тонет.

Я бросился на камни сквозь окно.

Но не было Судьбой мне суждено

Достичь конца чудовищной ошибки.

И я лежал, разбитый, на земле.

И слышал, как вверху, в лучистой мгле,

Роялю—отвечали звуки скрипки.

Прошли года. Я в прошлом вновь. Живу.

Я в память заглянул, как в круг зеркальный.

Изломанный и спящий наяву,

Я в пропасти какой-то, изначальной.

Недосягаем свод Небес хрустальный.

Заклятый замок жизни весь во рву.

В разъятости двух душ, я, сон печальный,

Проклятым никого не назову.

Спасенный странной помощью Незримых,

Я все свои изломы исцелил.

Я встал с земли в сияньи свежих сил.

Но с этих дней, сквозь смех, меж двух любимых,

Два строя звуков дух мой различил:

Двойной напев — врагов непобедимых.

«Прощай, мой милый!»—«Милая, прощай!»

Замкнулись двери. Два ключа пропели.

Дверь шепчет двери: «Что же, кончен Май?»

«Как Май? Уж дни октябрьские приспели».

Стук, стук.—«Кто там?»—«Я, это я, Мечта.

Открой!»— Стук, стук.—«Открой! Луна так светит».

Молчание. Недвижность. Темнота.

На зов души как пустота ответит!

«Прощай, мой милый. Милый! Ха! Ну, ну.

Еще в ней остроумия довольно».

«Он милой назвал? Вспомнил он весну?

Пойти к нему? Как бьется сердце больно!»

Стук, стук.—«Кто там?» Молчание. Темно.

Стук, стук.—«Опять! Закрыты плохо ставни».

В морях ночей недостижимо дно.

Нет в мире власти — миг вернуть недавний!

Окопы древние, Змеиные валы,

Извивно-тяжкие мечты подземной мглы,

Кругосоздания из марева бесов,

Как перебраться к вам?— Через бездонный ров.

Созвездья слитные, вы, гроздья высоты,

Змеиноликости, и ты, Луна, и ты,

Звезда Вечерняя, венец свершенных дней,

Где путь к вам?— Чрез эфир, в котором нет путей.

О, души женские, плененные мечтой,

Вы, сочетавшие змеиность с красотой,

Вы, вы, желанные, скажите, как к вам путь?—

Через бездонность глаз. Дрожишь? Оставь.

Забудь.

Над омутом, жутко-немым, глянцевитым,

Ущербная светит Луна,

С лицом опрокинутым, странно неслитым

С покоем полночного сна.

Но слитная страшно с той пропастью властной,

С тем круглым застывшим жерлом,

Где прошлою осенью, ночью ненастной,

Они утопились вдвоем.

Они, эти странные бледные люди,

Которых встречал я весной,

Когда расцветали на влаге, как в чуде,

Кувшинки под новой Луной.

Птичка серая летает

Каждый вечер под окно.