Константин Бальмонт: Литургия красоты. Стихийные гимны

Сердце — вольно, Солнце — красно, мир согласен весь,

Там, далеко, свет зажжется, раз ты светел здесь.

Юность, юность, будь же юной, вспыхни, пожелай,

Каждый миг — начало, воля, вечный скрытый Май.

Не напрасно же раскрыл я в пеньи звонких строк

Тайну сердца — алость крови — солнечный цветок.

Гордый Юргис, ты похитил Ветер, Ветер у меня,

Ты подслушал и расслышал, как он шепчет,

нас дразня,

Как свистит и шелестит он возле дрогнувшей

листвы,

Возрастает, отвечая завываниям совы.

Вдруг притихнет, и забьется вкруг единого листка,

Над осиной вьется, вьется, дышит струйка ветерка,

Чуть трепещет, лунно блещет зачарованный листок,

И воздушен, и послушен, заколдован ветерок.

Только слушает, как дышит шаткий лист среди

осин,

Между самых, самых чутких, на одной, всего

один,

Лист сорвался, покачнулся, и умчался далеко,

Ветерок им насладился, бросил дальше, как легко.

Веет, млеет, цепенеет, странным шорохом

в сосне.

Зашуршит на сучьях старых, страшно травам

в тайном сне.

Над седыми пустырями зашептал он как колдун,

Вот затресся, и понесся, хохот, стоны, звоны

струн.

Вспышки светов. Двух поэтов, бледных скальдов

он нашел,

Очертанья всех предметов изменил, и обошел.

Шепот Ветра гордым ведом, вещий Ветер

близок им.

За зловещим, тайным следом, мы идем,

и мы следим.

То мы вместе, то мы порознь, затаимся меж кустов,

Брат — соперник, враг — помощник, два волхва

созвучных снов.

Ветер с нами, он землею, небесами нас ведет,

К одному, смеясь, приникнет, свистнет,

крикнет — и вперед.

Не всегда ж мне быть с тобою, если властен

и другой,

Звонки хвои в летнем зное — звонко-влажен вал

морской.

В смерти, в жизни — я в отчизне, дальше, дальше,

миг не ждет,

Тот же дважды я не буду: больше, меньше,—

но вперед.

Знать, хотеть, молчать, и сметь — завещал Араб.

Знай, молчи, желай, и смей, если ты не слаб.

Если ж слаб, я говорю вовсе не с тобой,

Уходи, не прерывай сон мой голубой.

Сон мой алый, золотой, сон мой всех тонов,

Чьей усладой каждый миг так цветисто нов.

Вижу утро, вижу сад, каждый лепесток,

Розы губ, воздушный цвет белых рук и ног.

Розы губ, и губы роз, нежные как стих,

Опьяняющий намек раковин немых.

Звон струны, сплетенья струн, звонкий водоем,

Тело к телу, взор во взор, сладко быть вдвоем.

Раз ты властен, чтоб другой дрогнул, побледнев,

Знай, что вложен в разум твой вкрадчивый напев.

Раз хотеть умеешь ты, научись молчать,

Взор безгласный — для души — прочная печать.

Раз цветок к тебе глядит, ласки ждет твоей,

Наклонись к нему нежный, смелым быть умей.

Но, любя, не торопи розовой зари,

Дай раскрыться лепесткам, медленно гори.

Из познавших новый день мудрым будет тот,

Кто увидит — мрака в свет полный переход.

Венчик нежный обожай, о, счастливец ты,

Видишь, дышат пред тобой яркие цветы.

Сада пышного теперь стал ты властелин,

Где пьянеют гроздья роз, мускус, и жасмин.

Знать, хотеть, молчать, и сметь — радостный завет,

Этот светлый талисман дал нам Магомет.

Помни, сам Пророк сказал, бросив луч

в мечты:

«В этом мире я люблю — женщин и цветы».

«Живи один», мне Мысль сказала,

«Звезда Небес всегда одна,

Забудь восторг, начни сначала,

Дорога скорби — суждена».

«О, нет», шепнуло ей Мечтанье,

«Звезда — одна, один — цветок,

Но их дыханья и сиянья

Проходят множеством дорог».

И вечно юное Стремленье

Прервало их неравный спор.

Взял лютню я,— и волны пенья,

Звеня, наполнили простор.

Милая юная девушка, с глазами как сказка

прекрасными,

Как сказка, которую в детстве читал,

С глазами, где небо воздушное зарницами светит

неясными,

Ты видишь, ты знаешь: мы близки, тебя я

мечтаньем ждал.

И строки с напевностью зыбкой, мои слова

торопливые,

Прерывисты, девушка милая, оттого, что, дрожа

и звеня,

Они навстречу спешат к тебе, и шепчут,

счастливо-стыдливые:

«О, сказка, я вижу, я слышу! Ты видишь, ты