Валерий Брюсов - В такие дни

Кто сирских пленниц к ложам нежным влек,—

Ахайи скудной зеркало пустое,

Сны Пенелопы, Телемака рок?

Иль но пресыщен полным кубком славы,

Не отягчен венцом вселенной всей,—

Как нектара, жду нежащей отравы

Я, опытный, я, мудрый Одиссей?

28 августа 1920

«Будешь помнить!» Прогремела

Мне насмешка Посидона.

Коней бурных он направил

В глубь взволнованного лона,

В свой коралловый чертог.

Но всем ветрам предоставил

Выть над морем гневный бог,

Плещут, мечут пеной белой

Ярый Эвр, свирепый Нот,

Зверь Борей и Зефир юный;

Понт на шумные буруны

Мчит со мной мой утлый плот.

Все ж со мною — Левкотеи

Неземное покрывало,

Деву мудрости, Афину,

Что не раз в беде спасала,

Я, упорный, помяну.

Плот разрушенный покину,

Кинусь в мутную волну,

Буду плыть к земле смелее:

Знаю, гибельного дня

Сладость будет не такая!

Там, на бреге, Навсикая

Ждет, прекрасная, меня.

20 марта 1921

Нас влекут пурпурные ветрила,

Нежен вздох павлиньих опахал,

Терпкой влагой душно веет с Нила,

В жгучей сини Феб недвижно стал.

Мысли — четки. Выслушай, царица!

Ропот мой безумьем назови.

Пусть в тебе таит свой бред блудница,

Цезарь тож не новичок в любви.

Что ж! пред кем, скажи, в Александрии

Я сложил и фаски и венец,

Взор закрыл на распри мировые,

В Риме кинул золотой дворец?

Иль гетер в столицах шумных мало?

Иль не я владыка всех земель?

Но от хитрых ласк душа устала,

Что мне в снах Киприды лишний хмель?

Нет, египтянка! в изгибе строгом

Губ твоих, в огне холодном глаз

Понял я призыв к иным дорогам,

К большей глуби, соблазнившей нас.

Клонит лик пред сыном Афродита,

Эрос-Мститель гнет священный лук.

Пропасть высшей страсти нам открыта.

Чу! на дне — камней скользнувших звук!

Миродержец, днесь я диадемой

Царственной вяжу твое чело.

Не в Киферу нас влечет трирема,

В даль столетий — фатума весло.

Нам сужден ли сов мгновенной неги?

Прочь Гефестом кованная сеть!

Двум кометам в их надмирном беге,

Нам дано в пример векам алеть.

Так гори, согласно пламенея,

Огнь любви спеши со мной вдохнуть,

Чтоб с тебя он сжег клеймо Помпея,

Чтоб к клинку мне подготовил грудь!

1920

Геро, слушай! слышишь, Геро!

Рядом в лад стучат сердца.

Милый, нет! у башни серой

Ярость волн бьет без конца.

Геро, лик твой жутко нежен,

Весь плывущий в лунном дне!

Милый, ах! луной взмятежен

Понт, взносящий вал во сне.

Геро! грудью грудь согрета,

Руки слиты, дрожь в устах…

Милый! стужей млеет Лета,

Мчит в зыбях холодный прах.

Геро! встанем! в свет победный

Бросим тело, бросим страсть!

Милый! грозно ветр бесследный

В море вскрыл пред смелым пасть.

Геро! помни! веруй, Геро!

Прочны связи влажных губ!

Милый, ах! у башни серой —

Вижу твой взмятенный труд.

1920

Что затеял ты, Рок? не игрой ли

На арене веков занят ты?

Толпы бросил ты к Савонароле,

Руки, в знаке креста, подняты.

И от воли ль твоей, от речей ли

Исступленца, что длань распростер,

Возложил Сандро Боттичелли

Картины свои на костер?

Ты ль решил, чтоб слезой черно-палевой

Оплывала Венер нагота,

А народ, продолжая опаливать

Соблазн сатаны, хохотал?

Ты ли дым, над Флоренцией вскинутый,

Отвердил в извечный гранит,

Обратил в бесконечную скинию,

Где примеры вселенной хранить,

Чтобы помнили, видели, ведали,

Что нельзя Красоте перестать,

Калидасой встающей над ведами

И Рембрандтом над трупом Христа?

30 сентября 1921

Все люди, люди и люди,

Всех осанок, величин и мастей,

Розетка мировых иллюзий,

За работой, на пир и в постель.

Все люди, теперь и прежде,

И в грядущем, взглянув за забор,

Повтор все тех же арпеджий,

Аккордов старых набор!

Ахилл ли, Терсит ли, Елена ль,

Поэт, чиновник, король,—

Весь сверток земной вселенной —

Под печатью одна бандероль!

А, быть может, на синих планетах —

Чудовища, владыки стихий,

О чем не молчали в сонеты,

Чего не блистало в стихи!