Валерий Брюсов - Семь цветов радуги

Свищет надменно из древних расщелин.

Слева — по светлому склону рассеяны,

Белые виллы, с ласкающим садом,

В воду глядятся, как смотрят в бассейны

Жены гаремов прищуренным взглядом.

Сайма ласкает, почти успокоена,

Нас, и гранит, и садовые флоксы,

Чтобы потом, исступленно и знойно,

Броситься грудью на камни Вуоксы.

8 июля 1913

Вуоксенниска

Над морем из серого крепа,

На призрачно-розовом шелке,

Труп солнца положен; у склепа

Стоят паруса — богомолки,

Пред ними умерший владыка

Недавно горевшего дня…

Ложатся от алого лика

По водам зигзаги огня.

Вот справа маяк полусонный

Взглянул циклопическим взором;

Весь в пурпуре, диск удлиненный

Совпал с водяным кругозором;

И волн, набегающих с силой,

Угрюмей звучат голоса…

Уже над закрытой могилой;

Померкнув, стоят паруса.

20 июля 1913

Noordwijk-aan-Zee

Над морем, где древние фризы,

Готовя отважный поход,

Пускались в туман серо-сизый

По гребням озлобленных вод,—

Над морем, что, словно гигантский,

Титанами вырытый ров,

Отрезало берег британский

От нижнегерманских лугов,—

Бреду я, в томленьи счастливом

Неясно-ласкающих дум,

По отмели, вскрытой отливом,

Под смутно-размеренный шум.

Волна набегает, узорно

Извивами чертит песок

И снова отходит покорно,

Горсть раковин бросив у ног;

Летит красноклювая птица,

Глядя на меня без вражды,

И чаек морских вереница

Присела у самой воды;

Вдали, как на старой гравюре,

В тумане уходит из глаз,

Привыкший к просторам и к буре,

Широкий рыбацкий баркас…

Поют океанские струны

Напевы неведомых лет,

И слушают серые дюны

Любовно-суровый привет.

И кажутся сердцу знакомы

И эти напевы тоски,

II пенные эти изломы,

И влажные эти пески,

И этот туман серо-сизый

Над взрытыми далями вод…

Не с вами ли, древние фризы,

Пускался я в дерзкий поход?

5 июля 1913

Scheveningen

Рушатся волн белопенные гребни,

Глади песков заливает прилив;

Море трубит все надменней, хвалебней

Древний любовный призыв.

Слушают дюны: привычны им песни

С детства знакомого друга-врага;

Пусть он грозит: год за годом чудесней

Дальше растут берега.

Новой грядой выдвигаются дюны,

Груди свои поднимают, — а он,

Вечно влюбленный, и сильный, и юный,

Страстью былой распален.

Рушатся белые гребни все ближе

К дюнам недвижным; их сдвинутый ряд

Смело встречает насильника. Чьи же

Силы в борьбе победят?

Миг — и впились опененные губы

Прямо в высокие груди-сосцы…

Чу! то играют отзывные трубы:

Слиты в объятьи бойцы…

9 июля 1913

Noordwijk-aan-Zee

Эти милые, красно-зеленые домики,

Эти садики, в розах и желтых и алых,

Эти смуглые дети, как малые гномики,

Отраженные в тихо-застывших каналах,—

Эти старые лавки, где полки уставлены

Рядом банок пузатых, давно закоптелых,

Этот шум кабаков, заглушенный, подавленный,

Эти рослые женщины в чепчиках белых,—

Это всё так знакомо, и кажется; в сказке я,

И готов наважденью воскликнуть я: vade! [2] Сгинь! (лат.)

Я с тобой повстречался, Рембрандтова Саския?

Я в твой век возвращен, Адриан ван Остаде?

13 июля 1913

Leiden

Я пришел с тобой проститься, море,

Может быть, на долгие года.

Ты опять — в сверкающем уборе,

В кружевах из пены, как всегда.

И опять валы неутомимо

Ты стремишь на сглаженный песок,

Как в те дни, когда впервые — Рима

Ты вдали заметило значок.

Те же ветры сумрачные дули,

Те же облака бесстрастно шли,

В дни, когда отсюда строгий Юлий

Вел на диких бриттов корабли.

И туман над ширью океанской

Так же плыл, торжественно-суров,

В дни, когда сзывал Вильгельм Оранский

За свободу родины бойцов.

А когда озолотило чудо

Амстердам, и Лейден, и Анвер,—

Те же дали видели отсюда

Гальс, Ян Стен, Гоббема и Фермер.

Кесарю, Вильгельмам, чародеям

Кисти — лепетало ты привет.

Тем же гулом ласковым лелеем,

Я теперь тебе шепчу ответ.

Проходи, о, море, неизменным

Сквозь века, что поглощают нас,

И узором, призрачным и пенным,

Покрывай пески в урочный час!

Июль 1913