Зинаида Гиппиус - Стихотворения, не вошедшие в сборники

Но я не он. Не та и жизнь моя.

Во многом виноват и я, конечно,

И сам себе я строгий судия,

Но вы…. не надо ли вам быть сердечней

И милосерднее меня судиться

Ужель вам кажется, что бесконечно

Могу я в этом подземельи быть?

Имейте же немного сожаленья,

Вы приговором можете убить

Ее — мою надежду на прощенье.

А без надежды, даже и в аду,

Поверьте мне, и лишнего мгновенья

Пробыть нельзя. И я не проведу».

Дант слушал океанца, сдвинув брови,

А тот опять: «Ответьте же, я жду!»

Но Дант молчал, и только всё суровей

И строже делалось лицо его.

«Уж лучше б обойтись без предисловий,—

Сказал он наконец. — Ты ничего

Еще не понял! Новое сознанье?

Нет, новое — оно не таково!

Не понял ты и смысла наказанья.

Не увидав его в своей судьбе,

Ты — прежний весь. И в этом состояньи

Ты с лаской повествуешь о себе.

Хотел ты цепь разбить — но целы звенья!

Ты вспоминаешь о своей борьбе

Там, на земле,— почти что с умиленьем,

А вечность друга позабыл легко.

И ныне ты — мечтаешь о прощеньи?..

Нет, до него, пожалуй, далеко!

Тебе осталось здесь немало дела,

Не залетай же сразу высоко.

Ты и покаяться не мог умело

И главного, увы, не мог понять:

Ведь надо, чтоб душа твоя посмела

Всего совлечься, до пылинки снять,

Отречься от того, что было прежде,

И быть готовой вечно умирать,

Не веря больше никакой надежде…

Какие-то слова ты повторял,

Но так как в той же, старой, был одежде,—

Значенья этих слов не понимал.

Ты говорил, что, Время проклиная,

Не только Время этим обижал.

О да, конечно! Зная иль не зная —

Тут одинаковый тебе укор,—

Ты жил, Того страданья умножая,

Кто за тебя страдает — до сих пор…

Вся жизнь твоя — лишь самолюбованье,

Вот человеческий мой приговор.

Ты дал Ему великое страданье…»

Тут океанец, что-то вдруг поняв,

Вскочив на кучу, с горестным стенаньем

В густые волны бросился стремглав

И в глубину тотчас же погрузился.

Дант недоволен был: «Ну что за нрав!

Совсем как мячик в океан скатился.

Не вынырнет ли он? Я подожду.

Ведь не дослушал, даже не простился…

Нехорошо же, если так уйду».

Тот вынырнул и, в длительном томленьи,

Стенал: «Я понял, понял всю беду!

Я был неправ! Не надо мне прощенья!

Я не хочу прощения! Клянусь

Вот в это незабвенное мгновенье,

Что к прежнему себе я не вернусь!

Пусть за меня Он больше не страдает.

Прощенья не прошу, боюсь, боюсь!»

Обрадовался Дант: «Он понимает!»

И крикнул уплывающему вслед:

«Не бойся! Ты прощен! Он все прощает!»

Прислушался: что ж он? Ответа нет.

Волна вернулась и вздыбилась снова.

Дант слушает: не будет ли ответ?

Но ничего. Ответа — никакого.

Еще волна. Лишь пена на гребне.

«Нет, моего не услыхал он слова,—

Дант проворчал. — Остался в глубине.

Я слишком резок был с ним, очевидно,

Вот он, бедняга, и погиб в волне…

Уж это, право, как-то и обидно.

Да у меня — откуда этот пыл?

Принялся я за обличенья… Видно,

Меня своим он пылом заразил.

Ведь первый этого куда похуже,

А с ним я все-таки милее был…

Какая тьма, однако… Да и лужи…

Вот, поживи-ка в эдакой стране!

Вода не замерзает, хоть и стужа…»

Он прислонился к каменной стене,

Всё время сам с собой о чем-то споря:

«И нужно было ввязываться мне!»

Жалел о неприятном разговоре.

Дань уважения (фр.).

Ник = Никс = Николай II.

(Все примечания к тексту «Жизнеописание Ники» принадлежат С. П. Каблукову.)

Ф.— спирит, лечивший Ал<���ександру> Ф<���едоровну>, рождавшую только девочек.

После открытия мощей пр<���еподобного> Серафима Саровского родился у Николая сын Алексей, очень болезненный.

9 января 1905 года — манифестация рабочих с св<���ященником> Гапоном во главе перед Зимним дворцом была разогнана казаками.

Гр<���аф> С.Ю. Витте, инициатор манифеста 17 октября 1905 года.

Гриша = Григорий Ефимович Новых, прежде Распутин, ныне «придворный духовный собеседник» с жалованием в 12000 р. в год, по слухам едва ли неверным — любовник жены Ник<���олая> и постоянный его советник во всем.

С 19 июля 1914 г. в России запрещена продажа вина и спиртных напитков, но пьянство уменьшилось мало.

Георгиевская дума присудила ему знак ордена Георгия 4 степени.