Вячеслав Иванов: Стихотворения, не входившие в прижизненные сборники

И злато келлии своей.

Его звезда взошла — и мирно

Распались кольца всех цепей.

Забудет мать глухие роды,

Увидев сына своего.

Что ваши рабские свободы

Перед свободою его?

Почиет плод святого чрева

В плену младенческих пелен.

В нем Мира нашего, не Гнева

Дух богоносный воплощен.

Но подле колыбели вырыт

Могильный ров,- народ, внемли!..

И воинов скликает Ирод

Дитя похитить у Земли!

Всем миром препояшьтесь к брани,

Замкните в дух огни знамен —

И бойтесь праздновать заране

Последний приговор времен!

Mapт 1917

Сочи

Белый тополь Солнцу свят,

Синий ворон — Аполлону.

Воды темные поят

Белолиственную крону,

Но к таинственному лону

Ей склоняться не велят,

Чтоб увидеть Персефону.

Синий ворон говорит,

Что нашепчет тополь белый;

То за облаком парит,

То клюет окоченелый

В поле труп. А в небе спелый

Колос солнечный горит…

Ворон — я и тополь белый,

Уходящий за Коцит.

Со свечкой в подвале

Сижу я на страже

Притихшего дома,

Тревога, истома…

То ближе, то дале

Перестрелка — все та же…

Что-то злобное ухнет…

И костяшками пальцев

Вновь стучатся скелеты,

Под крестом не пригреты;

Воют: «Русь твоя рухнет!—

Сонмы лютых скитальцев,—

Посажена в тесный

Застенок сынами

И ждет приговора —

Палача и позора»…

Сжалься, Душе небесный,

Очиститель, над нами!

Христофор — Богоносец

И отверженец Каин,—

Как срослись эти двое

В обличье родное,

Лютовзор — Богоносец,

Рая беженец — Каин?

Может быть, это смутное время

Очищает распутное племя;

Может быть, эти лютые дни —

Человечней пред Богом они,

Чем былое с его благочинной

И нечестья, и злобы личиной.

Землю саваном крыли сугробы;

Красовались, поваплены, гробы;

Растопилась снегов белизна,

И размыла погосты весна:

И всплывает — не в омутах ада ль?—

В половодье стремительном падаль.

Если ярость одержит сердца

И не видишь Христова лица

В человеке за мглой Вельзевула —

Не весна ли в подполья пахнула?

Не Судьи ль разомкнула труба

Замурованных душ погреба?

Снится мне притон игорный;

На столе — не злата слитки,

А голов кровавых груды.

Бесы вкруг стола; их черный

Казначей — с казной Иуды.

Светлый гость, игрок задорный,

Разоряется до нитки;

Ставка чести погибает,

Проигрыш крупье проворный —

Смерть — лопаткою сгребает.

Стяжательность — не в хищности слепой,

Но в Жадности, и зоркой, и ревнивой.

Идет окрест грабеж нетерпеливый;

А мне в глаза не мечется скупой

С дрожащею и цепкою рукой

И с бровию грозящей и пугливой,

Нас водит бес злорадно-похотливый,

Но слаще нам поджога хмель тупой.

И в лицах жертв бесовской этой свадьбы,

Внезапных нищих, тихие усадьбы

Утративших и прадедовский сад,—

Читаю хлад забвенья равнодушный,

Высокое спокойствие утрат —

И родиной горжусь великодушной.

Последний плач семнадцатого года!

Исхожены блуждания тропы,

И мечутся, отчаявшись, толпы —

В трех маревах: Мир, Сытость и Свобода.

И твой кумир поруган, Власть Народа,—

Как ветхих слав повержены столпы!

И Мстителя багряные стопы

В точиле кар нас топчут. Нет исхода!

Но, спертая, противным ветром, вспять

Ты ринешься, мятежная стихия!

Где зыбь росла, там будет мель зиять.

Простором волн уляжется Россия

Над глубиной, и смолкнет гул валов

Под звон со дна глухих колоколов.

31 декабря 1917

Небес летосчисленье — тайна людям:

Чреда веков — пред Богом день один,

И дольний день — как долгий ряд годин.

Лугов от сна до срока не разбудим;

Придет весна — разлива не запрудим.

Над медленными всходами глубин

Скоропостижно блещет серп судьбин.

Кто ныне скажет, чем заутра будем?..

Обидел душу Руси, Церковь,- бес:

Подвигнулись священные галеры

Хоругвей плавных… Чу,- «Христос воскрес!»…

И Дух попутный дышит в парус веры…

Бог видит, сколько, в этот крестный ход,

Страстей и Пасх ты справил, мой народ!