Марина Цветаева - Стихотворения 1906-1916 годов

Целый сад в наших душах бы мог расцвести,

Мы бы рай увидали воочью!..

Но, испуганы зимнею ночью,

Мы из детской уйти не посмели…

Если можешь — прости!

Есть тихие дети. Дремать на плече

У ласковой мамы им сладко и днем.

Их слабые ручки не рвутся к свече, —

Они не играют с огнем.

Есть дети — как искры: им пламя сродни.

Напрасно их учат: «Ведь жжется, не тронь!»

Они своенравны (ведь искры они!)

И смело хватают огонь.

Есть странные дети: в них дерзость и страх.

Крестом потихоньку себя осеня,

Подходят, не смеют, бледнеют в слезах

И плача бегут от огня.

Мой милый! Был слишком небрежен твой суд:

«Огня побоялась — так гибни во мгле!»

Твои обвиненья мне сердце грызут

И душу пригнули к земле.

Есть странные дети: от страхов своих

Они погибают в туманные дни.

Им нету спасенья. Подумай о них

И слишком меня не вини!

Ты душу надолго пригнул мне к земле…

— Мой милый, был так беспощаден твой суд! —

Но все же я сердцем твоя — и во мгле

«За несколько светлых минут!»

Мне тихонько шепнула вечерняя зала

Укоряющим тоном, как няня любовно:

— «Почему ты по дому скитаешься, словно

Только утром приехав с вокзала?

Беспорядочной грудой разбросаны вещи,

Погляди, как растрепаны пыльные ноты!

Хоть как прежде с покорностью смотришь в окно ты,

Но шаги твои мерные резче.

В этом дремлющем доме ты словно чужая,

Словно грустная гостья, без силы к утехам.

Никого не встречаешь взволнованным смехом,

Ни о ком не грустишь, провожая.

Много женщин видала на долгом веку я,

— В этом доме их муки, увы, не случайны! —

Мне в октябрьский вечер тяжелые тайны

Не одна поверяла, тоскуя.

О, не бойся меня, не противься упрямо:

Как столетняя зала внимает не каждый!

Все скажи мне, как все рассказала однажды

Мне твоя одинокая мама.

Я слежу за тобою внимательным взглядом,

Облегчи свою душу рассказом нескорым!

Почему не с тобой он, тот милый, с которым

Ты когда-то здесь грезила рядом?»

— «K смелым душам, творящим лишь страсти веленье,

Он умчался, в моей не дождавшись прилива.

Я в решительный вечер была боязлива,

Эти муки — мое искупленье.

Этим поздним укором я душу связала,

Как предателя бросив ее на солому,

И теперь я бездушно скитаюсь по дому,

Словно утром приехав с вокзала».

По тебе тоскует наша зала,

— Ты в тени ее видал едва —

По тебе тоскуют те слова,

Что в тени тебе я не сказала.

Каждый вечер я скитаюсь в ней,

Повторяя в мыслях жесты, взоры…

На обоях прежние узоры,

Сумрак льется из окна синей;

Те же люстры, полукруг дивана,

(Только жаль, что люстры не горят!)

Филодендронов унылый ряд,

По углам расставленных без плана.

Спичек нет, — уж кто-то их унес!

Серый кот крадется из передней…

Это час моих любимых бредней,

Лучших дум и самых горьких слез.

Кто за делом, кто стремится в гости…

По роялю бродит сонный луч.

Поиграть? Давно потерян ключ!

О часы, свой бой унылый бросьте!

По тебе тоскуют те слова,

Что в тени услышит только зала.

Я тебе так мало рассказала, —

Ты в тени меня видал едва!

Ваши белые могилки рядом,

Ту же песнь поют колокола

Двум сердцам, которых жизнь была

В зимний день светло расцветшим садом.

Обо всем сказав другому взглядом,

Каждый ждал. Но вот из-за угла

Пронеслась смертельная стрела,

Роковым напитанная ядом.

Спите ж вы, чья жизнь богатым садом

В зимний день, средь снега, расцвела…

Ту же песнь вам шлют колокола,

Ваши белые могилки — рядом.

Weisser Hirsch, летo 1910

Прощай! Не думаю, чтоб снова

Нас в жизни Бог соединил!

Поверь, не хватит наших сил

Для примирительного слова.

Твой нежный образ вечно мил,

Им сердце вечно жить готово, —

Но все ж не думаю, чтоб снова

Нас в жизни Бог соединил!

— «Слова твои льются, участьем согреты,

Но темные взгляды в былом».

— «Не правда ли, милый, так смотрят портреты,

Задетые белым крылом?»

— «Слова твои — струи, вскипают и льются,

Но нежные губы в тоске».

— «Не правда ли, милый, так дети смеются

Пред львами на красном песке?»

— «Слова твои — песни, в них вызов и силы,

Ты снова, как прежде, бодра»…

— «Так дети бодрятся, не правда ли, милый,