Николай Гоголь - Ганц Кюхельгартен

Она тогда, веселая, звалась.

Уж издали белеет скромный домик

Вильгельма Бауха, мызника. — Давно,

Женившися на дочери пастора,

Его состроил он! Веселый домик!

Он выкрашен зеленой краской, крыт

Красивою и звонкой черепицей;

Вокруг каштаны старые стоят,

Нависши ветвями, как будто в окна

Хотят продраться; из-за них мелькает

Решетка из прекрасных лоз, красиво

И хитро сделана самим Вильгельмом;

По ней висит и змейкой вьется хмель;

С окна протянут шест, на нем белье

Блистает белое пред солнцем. Вот

В пролом на чердаке толпится стая

Мохнатых голубей; протяжно клохчут

Индейки; хлопая встречает день

Крикун петух и по двору вот важно,

Меж пестрых кур, он кучи разгребает

Зернистые; гуляют тут же две

Ручные козы и резвяся щиплют

Душистую траву. Давно курился

Уж дым из белых труб, курчаво он

Вился и облака приумножал.

С той стороны, где с стен валилась краска

И серые торчали кирпичи,

Где древние каштаны стлали тень,

Которую перебегало солнце,

Когда вершину их ветр резво колыхал, —

Под тенью тех деревьев вечно милых

Стоял с утра дубовый стол, весь чистой

Покрытый скатертью и весь уставлен

Душистой яствой: желтый вкусный сыр,

Редис и масло в фарфоровой утке,

И пиво, и вино, и сладкой бишеф,

И сахар, и коричневые вафли;

В корзине спелые, блестящие плоды:

Прозрачный грозд, душистая малина,

И как янтарь желтеющие груши,

И сливы синие, и яркий персик,

В затейливом виднелось всё порядке.

Сегодня праздновал живой Вильгельм

Рожденье дорогой своей супруги,

С пастором и драгими дочерьми:

Луизой старшей и меньшою Фанни.

Но Фанни нет, она давно пошла

Звать Ганца и не возвращалась. Верно,

Он где-нибудь опять в раздумьи бродит.

А милая Луиза всё глядит

Внимательно на темное окно

Соседа Ганца. Два шага всего ведь

К нему; но не пошла моя Луиза:

Чтоб не заметил он в ее лице

Тоски докучливой, чтоб не прочел

В ее глазах он едкого упрека.

Вот говорит Вильгельм, отец, Луизе:

«Смотри, ты Ганца пожури порядком:

Зачем он к нам так долго не идет?

Ведь ты его сама избаловала».

И вот дитя-Луиза так в ответ:

«Боюсь журить прекрасного я Ганца:

И без того он болен, бледен, худ…»

— «Что за болезнь», сказала мать,

Живая Берта: «не болезнь, тоска

Незванная к нему сама пристала;

Вот женится, и отпадет тоска.

Так молодой побег, совсем приглохший,

Опрыснутый дождем, в миг зацветет;

И что ж жена, как не веселье мужа?»

«Речь умная», седой пастор примолвил:

«Всё, верь, пройдет, когда захочет бог,

И будь во всем его святая воля». —

Уже два раза он из трубки выбивал

Золу, и в спор вступал с Вильгельмом,

Разговорясь про новости газет,

Про злой неурожай, про греков и про турок,

Про Мисолунги, про дела войны,

Про славного вождя Колокотрони,

Про Канинга, про парламент,

Про бедствия и мятежи в Мадрите.

Как вдруг Луиза вскрикнула и мигом,

Увидя Ганца, бросилась к нему.

Воздушный стан ее обнявши стройный,

С волненьем юноша ее поцеловал.

Оборотясь к нему, вот молвит пастор:

«Эх, стыдно, Ганц, забыть своего друга!

Да что, коли уже забыл Луизу,

Об нас ли, стариках, и думать?» — «Полно

Тебе всё Ганца, папенька, журить»,

Сказала Берта: «лучше сядем мы

Теперь за стол, не то простынет всё:

И каша с рисом и вином душистым,

И сахарный горох, каплун горячий,

Зажаренный с изюмом в масле». Вот

За стол они садятся мирно;

И скоро вмиг вино всё оживило

И, светлое, смех в душу пролило.

Старик скрыпач и Фриц на звонкой флейте

Согласно грянули хозяйке в честь.

Все понеслись и закружились в вальсе.

Развеселясь, румяный наш Вильгельм

Пустился сам с своей женой, как с павой;

Как вихорь, несся Ганц с своей Луизой

В бурливом вальсе; и пред ними мир

Вертелся весь в чудесном, шумном строе.

А милая Луиза ни дохнуть,

Ни посмотреть вокруг не может, вся

В движеньи потерялась. Ими

Не налюбуясь, говорит пастор:

«Любезная, прекрасная чета!

Мила моя веселая Луиза,

Прекрасен и умен, и скромен Ганц; —

Сотворены они уж друг для друга

И счастливо свою жизнь проведут.

Благодарю тебя, о боже милосердый!

Что ниспослал на старость благодать,

Мои продлил дряхлеющие силы —

Чтобы узреть таких прекрасных внучат,

Чтобы сказать, прощаясь с ветхим телом;

Прекрасное я видел на земли».