Роберт Браунинг - Пиппа проходит

Вечер. Внутри башни. Луиджи и его матьвходят.

Мать

Когда бы ветер был, то ты б услышал

Отсюда звуки музыки вечерней.

Луиджи

Как, здесь, под сводами?

Мать

Нет, много дальше,

На кровле, там, где эхо.

Луиджи

Здесь тогда.

Как стукнул мой каблук, когда я прыгнул!

Да — «Луций Юлий!» Это голос-призрак,

А тело охраняется… Что это?

Увядшие цветы над головою?

Они, как эльфы с тонкими кудрями,

Что перегнулись из-за скал и смотрят

И слушают, а руки подпирают

Земные и серьезные их лица:

Вверх; лица покажите, все вы! Все вы!

Спустись и встреть свою судьбу! — Ты слышишь?

Мать

Пусть он ее не встретит, мой Луиджи!

Брось преступленье, в Город не иди —

Ведь бедствия Италии раздуты —

Твой Пелико и остальные пишут

Лишь для эффекта.

Луиджи

А. и Б. зови их!

Мать

И А. и Б. — все пишут для эффекта.

Зло по природе шумно, а добро

Молчит — мы помним все его обиды,

Но ни одной из милостей; он стар,

Спокоен и едва ль не глуп. Зачем же

А. с Б. его не убивают сами?

Луиджи

Они должны учить других — меня

И следующих; если б А. был схвачен,

То я б учить не мог: свершенье легче.

Я по ночам их вижу…

Мать

Ты, Луиджи?

Ах, хочешь, я скажу, что ты такое?

Луиджи

Скажи! Ах, то, на что ты намекаешь,

Я повторяю сам себе всегда;

Порой — да и сейчас — подозреваю,

Что в голове моей не все в порядке:

Но разве знанье этого не может

Опять вернуть здоровье человеку?

Я знаю, что со мной, — и все прекрасно!

Я над собой смеюсь, когда чрез город

Иду и вижу оживленье, будто

Италия свободна, и решаю —

«Я молод и богат; к чему ж смущаться

Мне более других?» Но вот, смущаюсь!

Не это даже! — но пока гуляю,

Все пенье, все скаканье, опьяненье,

Все приключенья юности моей,

Все сны, забытые давно, пустые,

Все возвращается, чем я ни занят;

Земля со мною в перемирье, небо

Дружит со мной, и все вокруг приветно,

Цикады даже кличут: «Вот он, вот!

Прославим час его, он на пути

Для мира, он наш друг, его прославим!»

И я, в ответ на это все, спокойно

На плаху поднимусь: я отправляюсь

Сегодня, мать!

Мать

Не доверяй себе,

Как приговору, что ему ты вынес.

Луиджи

О том я знаю — чувствую, что прав!

Мать

Не доверяй таким несложным средствам

В затее этой дикой: пусть ты прав.

Как ты — такой, как ты сейчас, — исполнишь

То, для чего холодный нужен разум,

Спокойная рука? Ты не спасешься.

Луиджи

Когда б хотел спастись я, все погибло!

Смерть — лучшее из этого. Я много

Знал радостей в мои пятнадцать лет,

Чтоб оправданья ждать в дальнейшей жизни —

Так жизнь моя была богата счастьем,

Что мне пора уйти, мои ж друзья

Пусть остаются, меньше получивши.

Я во главе стола сидел и первым

Вкушал все яства — и встаю, довольный.

Бог рад, что человек так любит мир.

Я вести о земле снесу всем мертвым

И о закатах, о великих звездах,

Видавших первыми, как отливает

Пурпурная волна, что гонит солнце, —

О лунах с их горящим острым краем,

О льне застывшем, что стоит и жадно

Лазури ждет, днях мартовских, когда

Двойная радуга связала бурю;

И майских, желтых от луны, ночах —

Они ушли, но я в душе храню их!

Мать

(в сторону)

Он не пойдет!

Луиджи

Смеешься ты? И правда,

Что сладострастность, призрачность и странность

Обвили преданность мою, как будто

Она алтарь какой-нибудь старинный

В гирляндах роз, в бычачьих черепах.

Мать

Ну, скажем, ты пришел, как перейдешь ты

Его порог?

Луиджи

О, если б план был создан,

Тогда бы много было затруднений.

Все качества, что надобны для этой

Задачи, — а я их имею все —

Употребленные иначе, были б

Не нужны мне, но здесь они бесценны.

Ведь всякий знает, для чего послужит

Его достоинство, но кто узнает,

К чему его порок годится; все же

Ты помнишь, как я долго рылся в чаще,

Ища кривого ясеня?.. Бывает

Плохая ветка дивною дугой!

Представь себе, что трижды осторожный

Приходит совершить мою задачу!

Нет, нет… я платье пышное беру —

Атлас, чтоб кудри оттенить, весь белый,

Войду я важно и один… К чему же

Друзья, которые мне все испортят?

Довольно одного. Иди же прямо,

Но без ножа, за ним пришлось бы рыться;