Гийом Аполлинер: Каллиграммы. Стихотворения мира и войны (1913-1916)

Помнится накануне четырнадцатого июля
Во второй половине дня часам к четырем поближе
Я из дому вышел в надежде увидеть уличных акробатов

Смуглолицые от работы на свежем воздухе
Они попадаются ныне куда как реже
Чем когда-то в дни моей юности в прежнем Париже
Теперь почти все они бродят где-то в провинции

Я прошел до конца бульвар Сен-Жермен
И на маленькой площади между церковью Сен-Жермен-де-Пре и памятником Дантону
Я увидел толпой окруженную труппу уличных акробатов

Толпа молчаливо стояла и безропотно выжидала
Я нашел местечко откуда было все видно
Две огромные тяжести
Как бельгийские города которые русский рабочий из Лонгви приподнял над головой
Две черные полые гири соединенные неподвижной рекой
Пальцы скатывающие сигарету что как жизнь и горька и сладка

Засаленные коврики лежали на мостовой в беспорядке
Коврики чьи складки уже не разгладить
Коврики все сплошь цвета пыли
На которых застыли грязные желто-зеленые пятна
Как мотив неотвязный

Погляди-ка на этого типа он выглядит жалко и дико
Пепел предков покрыл его бороду пробивающейся сединой
И в чертах вся наследственность явлена как улика
Он застыл он о будущем грезит наивно
Машинально вращая шарманку что дивно
И неспешно бормочет и глухо вздыхает порою
И захлебывается поддельной слезою
Акробаты не шевелились
На старшем было трико надето того розовато-лилового цвета который на щечках юницы свидетельствует о скорой чахотке
Это цвет который таится в складках рта
Или возле ноздрей
Это цвет измены

У человека в трико на спине проступал
Гнусный цвет его легких лилов и ал

Руки руки повсюду несли караул

А второй акробат
Только тенью своей был прикрыт
Я глядел на него опять и опять
Но лица его так и не смог увидать
Потому что был он без головы

Ну а третий с видом головореза
Хулигана и негодяя
В пышных штанах и носках на резинках по всем приметам
Напоминал сутенера за своим туалетом
Шарманка умолкла и началась перебранка
Поскольку на коврик из публики бросили только два франка да несколько су
Хотя оговорено было что их выступление стоит три франка
Когда же стало понятно что больше никто ничего на коврик не кинет
Старший решил начать представление
Из-под шарманки вынырнул мальчик крошечный акробат одетый в трико все того же розоватого легочного цвета
С меховой опушкой на запястьях и лодыжках
Он приветствовал публику резкими криками
Бесподобно взмахивая руками
Словно всех был готов заключить в объятья

Потом он отставил ногу назад и почти преклонил колено
И четырежды всем поклонился
А когда он поднялся на шар
Его тонкое тело превратилось в мотив столь нежный что в толпе не осталось ни одной души равнодушной
Вот маленький дух вне плоти
Подумал каждый
И эта музыка пластики
Заглушила фальшивые лязги шарманки
Которые множил и множил субъект с лицом усеянном пеплом предков

А мальчик стал кувыркаться
Да так изящно
Что шарманка совсем умолкла
И шарманщик спрятал лицо в ладонях
И пальцы его превратились в его потомков
В завязь в зародышей из его бороды растущих
Новый крик алокожего
Ангельский хор деревьев
Исчезновение ребенка

А бродячие акробаты над головами гири крутили
Словно из ваты гири их были

Но зрители их застыли и каждый искал в душе у себя ребенка
О эпоха о век облаков

Ротзоге
Твой яркий румянец и твой биплан превращающийся в гидроплан
Твой круглый дом с копченой селедкой плывущей в нем
Мне нужен ключ от ресниц
К счастью месье Панадо мы повстречали
И можем не волноваться теперь по этому поводу
Что видишь ты старина М. Д…
90 или 324 человека в небесах и коровьи глаза глядящие из материнского чрева

Я долго бродил по свету я исходил все дороги
Сколько закрылось навеки глаз на большой дороге
Ивы гнутся и плачут от ветра
Отвори отвори отвори отвори
Посмотри посмотри наконец
Моет ноги старик в придорожной канаве
Una volta ho inteso dire Che vuoi [17] Однажды я решил сказать то, что хочу (итал.).
Я плачу когда вспоминаю о вашем детстве
Ты мне показываешь ужасный фиолетовый цвет