Хорхе Борхес - Алгорифма

«Под чёрною над широтой морскою
Закат померкнул аркой и мирскою
Парижа суетой…» Что, впечатляет?

Каков гимн алкионскому покою!
И золото заката заставляет
Ржаветь он, чем в богатых жуть вселяет.

Нежнейшей ночью скромный под луною
Отобраз твой мерцает, ставший мною,
В бассейнах, чья немногим вторит вечным
Светилам гладь, звездой всего одною.

Чутьём каким, скажи, сверхчеловечным
Мой шифр ты разгадал, дрожаньем свечным
Горящий в вышине двойник, ценою
Какой — велик ли мёртвым счёт, увечным? —

Дался триумф, Архистратиг, войною
Пошедший на их рать, ту, что земною
Стала, пав с неба, Царь с лицом овечным

И силуэтом льва, греха виною
Не отягчённый душеизувечным,
Но с совестью здоровой, не больною?

Персидская луна и миг заката
Пустынного за гранью небоската
Вернулись и вчера сегодня стало.
Ты те, чьи лица прах, солдат Левката,

На женщину смотрящий чуть устало,
Ума которой так и не достало
Не от садиста девочку и ката
Родить, а от поэта. Всё, отстала…

Выходит, Гераклитова река та
Одной и той же может быть: рука-то
Те же слова, вода пролепетала

Те же свои короткие стоккато
И шорохи всё те же прошептала,
Как если б время и не пролетало.

Как много одиночества в луне!
Луна ночей и первого Адама —
Две разные луны, Маша Кодама,
Бессонницей полна луна вполне,

А также плачем — повернись ко мне! —
Настолько древним — ах ты, сердца дама,
Его химера, что из Нотр-Дама
Не оседлала, сев, как на коне —

Сколь древен род людской. Но не в цене
Мужчины без химеры, вид мадама
Имеющие. Что я тебе дам, а?

Беременность? А как в нашей стране
Рожать? Так что иди ты… к Сатане.
Пусть он тебе прошепчет: «Yo te amo».

В любой рассвет чудес машина самой
Судьбе бесповоротной может случай
Счастливый ниспослать и злополучай —
Фортуне, богачи, локтекусамой.

Машину — в автомойке, в ванне — пса мой
Собачьей — спит на тёпленьком полу, чай,
Любимый пёсик? Истины улучай:
Имеет конь всего два колеса мой!

Судьбе бесповоротной самой может
Чудес машина случай на рассвете
Взять да и подарить, а на том свете

Богатство оказаться не поможет,
Но сильно помешает, так что к смерти
Богаты вы. Надежды поумерьте.

Книги мои, что о существованье
Чтеца не знают, стали моей частью,
Черты словно лица, но, по злосчастью,
Которых быстролётно забыванье.

Тщетно его в кристалле добыванье
Рукой, что призывает к соучастью
Другую, и к ослепшим сопричастью
Душа привыкла — некудадеванье…

Я не без горькой логики считаю
Что главные слова мои страницы,
Не знающие, кто я, свет Денницы,

Хранят, но я их не перечитаю.
Да будет так! Умерших голосами
Звучать буду всегда. Судите сами!

Что ночь без сна? Риторика в вопросе,
И мне ответ, конечно же, известен.
Это когда табак лишь в папиросе,
Летальный чей дымок недобровестен.

Петух, который разбирался в просе,
Пшеницу велел сыпать. Раз отвесть ин
От зёрнышка могу клюв ради роси
Давидовой — Жених пришёл невестин!

Себя узнал, конечно, в «Альбатросе»?
Тесей, изведал, сколько в мураве стен?
Повесить на струне, верёвке, тросе

Тебя хотели, так ты буревестен.
В урима и туммима царство бросе
И воле Бога астрагал со-вестен.

Себя бояться и на пике ночи
Напрасно имитировать дыханье
Уснувшего, да плоти трепыханье
Смирять в себе: «Емелька! Не сыночи!»

Когда же, наконец, сомкнёт он очи,
Разбойник, бунтовщик? Мракопиханье
И зеркала, пламен где полыханье…
Во сне, волчара, суку ощеночи.

Ворочаться, смыкать напрасно веки,
Горячка, а не сон, как если б чаю
Крепчайшего напился, и скучаю

Я по траве и как о человеке
Любимом говорю о ней. Стесняться,
Что бодрствуешь ты, сны когда всем снятся?

Произносить обрывки и фрагменты
Запомнившихся, ибо не избытых
Строк и стихов, как золото добытых,
И в жизни есть счастливые моменты.