Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения

Взошла Луна, – вы крепко спите.
Для вас – светило тоже спит, —
Но где-нибудь оно в зените
(Круговорот, как ни пляшите) —
И там палит, и там слепит!..

Ах, дороги узкие —
Вкось, наперерез, —
Версты белорусские —
С ухабами и без!
Как орехи грецкие
Щелкаю я их, —
Говорят, немецкие —
Гладко, напрямик…

Там, говорят, дороги – ряда пó три
И нет дощечек с «Ахтунг!» или «Хальт!».
Ну что же – мы прокатимся, посмотрим,
Понюхаем – не порох, а асфальт.

Горочки пологие —
Я их щелк да щелк!
Но в душе, как в логове,
Затаился волк.
Ату, колеса гончие!
Целюсь под обрез —
С волком этим кончу я
На отметке «Брест».

Я там напьюсь водички из колодца
И покажу отметки в паспортах.
Потом мне пограничник улыбнется,
Узнав, должно быть, или – просто так…

После всякой зауми
Вроде «кто таков?» —
Как взвились шлагбаумы
Вверх, до облаков!
Взял товарищ в кителе
Снимок для жены —
И… только нас и видели
С нашей стороны!

Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу!
Они – рукой подать – наискосок…
Так я впервые пересек границу
И чьи-то там сомнения пресёк.

Ах, дороги скользкие —
Вот и ваш черед, —
Деревеньки польские —
Стрелочки вперед;
Телеги под навесами,
Булыжник-чешуя…
По-польски ни бельмеса мы —
Ни жена, ни я!

Потосковав о ломте, о стакане,
Остановились где-то наугад, —
И я сказал по-русски: «Прошу, пани!»
И получилось точно и впопад!

Ах, еда дорожная
Из немногих блюд!
Ем неосторожно я
Всё, что подают.
Напоследок – сладкое,
Стало быть – кончай!
И на их хербатку я
Дую, как на чай.

А панночка пощелкала на счетах
(Всё как у нас – зачем туристы врут!
И я, прикинув разницу валют,
Ей отсчитал не помню сколько злотых
И проворчал: «По-божески дерут»…

Где же песни-здравицы, —
Ну-ка, подавай! —
Польские красавицы,
Для туристов – рай?
Рядом на поляночке
Души нараспах —
Веселились панночки
С граблями в руках.

«Да, побывала Польша в самом пекле, —
Сказал старик – и лошадей распряг… —
Красавицы-полячки не поблекли —
А сгинули в немецких лагерях…»

Лемеха въедаются
В землю, как каблук,
Пеплы попадаются
До сих пор под плуг.
Память вдруг разрытая —
Неживой укор:
Жизни недожитые —
Для колосьев корм.

В мозгу моем, который вдруг сдавило
Как обручем, – но так его, дави! —
Варшавское восстание кровило,
Захлебываясь в собственной крови…

Дрались – худо-бедно ли,
А наши корпуса —
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли —
Рвались как один, —
И танкисты плакали
На броню машин…

Военный эпизод – давно преданье,
В историю ушел, порос быльем —
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нем.

Почему же медлили
Наши корпуса?
Почему обедали
Эти два часа?
Потому что танками,
Мокрыми от слез,
Англичанам с янками
Мы утерли нос!

А может быть, разведка оплошала —
Не доложила?… Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я: «Варшава» —
И еду, и хочу не опоздать!

Лес ушел, и обзор расширяется,
Вот и здания проявляются,
Тени их под колеса кидаются
И остаться в живых ухитряются.

Перекресточки – скорость сбрасывайте!
Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!
И такие, кому не до братства, те —
Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!

Я клоню свою голову шалую
Пред Варшавою, пред Варшавою.
К центру – «просто» – стремлюсь, поспешаю я,
Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.

Вот она – многопослевоенная,
Несравненная, несравненная!
Не сровняли с землей, оглашенные,
Потому она и несравненная.

И порядочек здесь караулится:
Указатели – скоро улица.
Пред старушкой пришлось мне ссутулиться:
Выясняю, чтоб не обмишулиться.

А по-польски – познания хилые,
А старушка мне: «Прямо, милые!» —
И по-нашему засеменила, и
Повторяла опять: «Прямо, милые…»

…Хитрованская Речь Посполитая,
Польша панская, Польша битая,
Не единожды кровью умытая,
На Восток и на Запад сердитая,

Не ушедшая в область предания,
До свидания, до свидания!
И Варшава – мечта моя давняя,
‹До свидания, до свидания!›