Олег Ладыженский - Перекресток

Не правда ли, Гамлет, опасно встречаться с тенями?
Потом над дворцом нависает безумец-рассвет,
Горацио хмур, ибо жизнь измеряется днями,
А смерть бесконечна, и ты умираешь – в Москве,

Милане, Венеции – остро наточена шпага,
Отрава не знает пощады, – Берлин и Париж, –
Лаэрт сокращает дистанцию – Харьков и Прага.
Последняя реплика – выигрыш в этом пари.

Мы смотрим из зала – живые, живые, живые,
Домой возвращаясь, обсудим спектакль на ходу,
Но занавес поднят – рассвет, Эльсинор, часовые…
Идешь ли за призраком, Гамлет?
Не слышу!
«…иду…»

Разбегается занавес – от середины
До краев авансцены.
Зал зевает, и взгляды плывут, словно льдины,
По теченью без цели,

Этим взглядам не сразу прорваться на стрежень,
Встать горбатым заломом.
А в кулисах несет табаком от помрежа
И цирюльным салоном.

Ничего не случилось еще, ну а если
И случится – пустое.
У неначатой песни ни смысла, ни чести,
Ни минуты простоя,

Ни оваций, ни позы, ни прозы, ни ритма,
Ни конца, ни начала…
Есть всего лишь у горла опасная бритва
И крупица печали.

Но как бурное бегство из Мекки в Медину,
Будто вызов рутине,
Разбегается занавес – от середины,
Чтоб сойтись – в середине.

Одичалый,
Ветер воет,
Душу мне терзает –
Ходи, чалый,
Ходи полем,
Умер твой хозяин…

Ходи летом,
Ходи в стужу,
Бей о наст копытом,
Было плохо,
Станет хуже –
Быть тебе убитым.

Грянет с ходу
Волчья стая,
Ненависть слепая…
А весною
Снег растает,
Из-под снега – память.

Как корабль
У причала,
Ветхий, всеми брошенный,
Ходи полем,
Ходи, чалый,
Ходи по-хорошему,

Или выйдет
По-дурному –
Во крови да в боли…
Ходи, чалый,
Мимо дома,
Ходи, пока воля!

– Ланселот, не убивай дракона –
Бесполезно.
Говорят, его хребет откован
Из железа,
Говорят, он вспоен жутким зельем –
Жидкой сталью,
Хоть ты вбей его на локоть в землю –
Прорастает…

– Колосится гордым беззаконьем,
Злыми снами?
Оживает вновь и вновь драконом? –
Да, я знаю.
Но и я, хоть брось меня в могилу,
Кинь в болото –
Прорасту из плесени и гнили
Ланселотом…

В огороде – бузина,
Под горою – верба,
Объявился у Зейнаб
Хахаль правоверный.

Я в ушанке, он в чалме,
Третий лишний, пять в уме –
Перешли Медина с Меккой
Путь-дорожку Костроме!

На горе ерша обули,
С четверга свистели раки, –
Во дворце ли, во Стамбуле,
В Костроме ли, во бараке!

Он сосёт кальян со сна,
Аж колдобится десна,
Он – султан, я – завснаб,
Не ходи к нему, Зейнаб!

У реки растет ольха,
За рекой идет джихад,
Ах ты, Зинка, егозинка,
Доведешь ведь до греха!

В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
И много числилось на памяти
Его отчаянных атак.
И сокращалось население
Прибрежных доков и портов
От залпового сотрясения
Двадцатипушечных бортов.

Счастию не быть бездонным,
Счастие – не океан,
И с командой ночью темной
Не поладил капитан.
Был у капитана кортик,
Был кремневый пистолет,
Весь в крови помятый бортик,
А команды больше нет.

В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
На нем имеются вакансии
На все свободные места,
Больше нет костей на флаге,
Нету мертвой головы, –
Череп там бросает лаги,
Кости стали рулевым!

Все семьдесят пять не вернутся домой –
Им мчаться по морю, окутанным тьмой!

Он пришел навеселе,
Первый парень на селе,
Первый парень на Эдеме –
К первой девке на земле.

– Здравствуй, Евка, я Адам,
Вот колбаска, вот «Агдам»,
Хошь, налью стакан портвейну?
Хошь, от страсти в морду дам?

Полюби меня, козла,
Отличи добро от зла,
Путь-дороженька кривая
От меня к тебе свезла!

Стали с выпивкой спешить
И колбаску потрошить,
На ромашке погадали:
Согрешить – не согрешить.