Олег Ладыженский - Вполголоса

О гроза, гроза ночная, ты душе - блаженство рая,
Дашь ли вспыхнуть, умирая, догорающей свечой,

Дашь ли быть самим собою, дарованьем и мольбою,
Скромностью и похвальбою, жертвою и палачом?

Не встававший на колени - стану ль ждать чужих молений?
Не прощавший оскорблений - буду ль гордыми прощен?!

Тот, в чьем сердце - ад пустыни, в море бедствий не остынет,
Раскаленная гордыня служит сильному плащом.

Я любовью чернооких, упоеньем битв жестоких,
Солнцем, вставшим на востоке, безнадежно обольщен.

Только мне - влюбленный шепот, только мне - далекий топот,
Уходящей жизни опыт - только мне. Кому ж еще?!

Пусть враги стенают, ибо от Багдада до Магриба
Петь душе Абу-т-Тайиба, препоясанной мечом!

Величье владыки не в мервских шелках,
какие на каждом купце,
Не в злате, почившем в гробах-сундуках -
поэтам ли петь о скупце?!

Величье не в предках, чьей славе в веках
сиять заревым небосклоном,
И не в лизоблюдах, шутах-дураках,
с угодливостью на лице.

Достоинство сильных не в мощных руках -
в умении сдерживать силу,
Талант полководца не в многих полках,
а в сломанном вражьем крестце.

Орлы горделиво парят в облаках,
когтят круторогих архаров,
Но все же: где спрятан грядущий орел
в ничтожном и жалком птенце?!

Ужель обезьяна достойна хвалы,
достойна сидеть на престоле
За то, что пред стаей иных обезьян
она щеголяет в венце?

Да будь ты хоть шахом преклонных годов,
султаном племен и народов,-
Забудут о злобствующем глупце, забудут о подлеце.

Дождусь ли ответа, покуда живой:
величье - ты средство иль цель?
Подарок судьбы на пороге пути?
Посмертная слава в конце?

Я разучился оттачивать бейты. Господи,смилуйся
или убей ты!-
чаши допиты и песни допеты. Честно плачу.

Жил, как умел, а иначе не вышло. Знаю, что мелко,
гнусаво, чуть слышно,
знаю, что многие громче и выше!.. Не по плечу.

В горы лечу - рассыпаются горы; гордо хочу -
а выходит не гордо,
слово «люблю» - словно саблей по горлу.
Так не хочу.

Платим минутами, платим монетами,
в небе кровавыми платим планетами,-
нет меня, слышите?! Нет меня, нет меня…
Втуне кричу.

В глотке клокочет бессильное олово. Холодно.
Молотом звуки расколоты,
Тихо влачу покаянную голову в дар палачу.

Мчалась душа кобылицей степною, плакала осенью,
пела весною,-
где ты теперь?! Так порою ночною гасят свечу.

Бродим по миру тенями бесплотными,
бродим по крови, которую пролили,
жизнь моя, жизнь - богохульная проповедь!
Ныне молчу.

Купец, я прахом торговал; скупец, я нищим подавал,
глупец, я истиной блевал, валяясь под забором.

Я плохо понимал слова, но слышал, как растет трава,
и знал: толпа всегда права, себя считая Богом!

Боец, я смехом убивал; певец, я ухал, как сова,
я безъязыким подпевал, мыча стоустым хором,

Когда вставал девятый вал, вина я в чашку доливал
и родиною звал подвал, и каторгою - город.

Болит с похмелья голова, озноб забрался в рукава,
Всклокочена моя кровать безумной шевелюрой;

Мне дышится едва-едва, мне ангелы поют: «Вставай!»,
Но душу раю предавать боится бедный юрод.

Я пью - в раю, пою - в раю, стою у жизни на краю,
Отдав рассудок забытью, отдав сомненья вере;

О ангелы! - я вас убью, но душу грешную мою
Оставьте!.. Тишина. Уют. И день стучится в двери.

От пророков великих идей до пороков безликих
людей.
Ни минута, ни день - мишура, дребедень,
ныне, присно, всегда и везде.

От огня машрафийских мечей до похлебки
из тощих грачей.
Если спросят: «Ты чей?», отвечай: «Я ничей!» -
и целуй суку-жизнь горячей!

Глас вопиющего в пустыне
Мне вышел боком:
Я стал державой, стал святыней,
Я стану богом,
В смятеньи сердце, разум стынет,
Душа убога…
Прощайте, милые:
я - белый воск былых свечей!