Владимир Гершуни: Тать

Не жив день, недвижен,
и чуть тучи
намутили туман.
Вянет стен явь.
А за кирпича лапами атака таима — палачи Приказа.
Теперь трепет
тише тешит.
Ах, и так ты, пытка, тиха!
Тишь у дыбы душит.
Я не шишеня,
дар я аду. Ну, да я рад
аду суда.
Дьявол — слов яд
оговору сурового.
Яду, судья!

Ишь, и твари! Мука — везут. У зевак, у мира в тиши,
сиволапо тащат. Опал, овис,
ха, лег на виду… Съехал по плахе. Судьи в ангелах,
да втащат в ад —
ад же дан как надежда!

И летописи потели…
Адов слог ал, глав ал глагол свода:
то пот —
чем течет меч!
Топор плахам ахал про пот,
ухал, плаху
вымыв!
Индо дни
он метил, и темно
махал по плахам
мытым.
О нас и писано:
мол, занят ум смутьяна злом —
то мот
и вор крови.
Или тем-то и отметили?
Мора день недаром
моту, мол, уныл… Хмелем хлынул, омутом —
и пир хмелем хрипи!
И позови воров, и возопи,
в омут умов
ори сиро!
Ада
идол, псов алы рыла восплоди
и рты, вымыв, вытри!
И шишара, шиши,
шерёшь
и тати —
тут как тут.
И опои,
и наври рвани!
И враз у пира втихаря о боярах — и твари пуза рви!
И на холопа по лохани!
А боль-злоба
алела
и ворковала во крови —
от часа, что
сила воспенилась, а псари мира спасали не псов, а лис,
и летописи лисьи потели…

Может, ямы мятежом
вырыв,
топор искал плакс и ропот,
и охал, пахарь праха, плахой
им, а палача лапами
те четвертованы. На вот — рев течет…
Ям вера — ревмя.
Ее
нежа в уме, и не чёрт отречением уважен,
а холоп отречен. Рок в корне чертополоха —
закопан напоказ.
И врыв, в яме сгинь, книг семя, вырви —
и врозь взорви!
И книжинки,
воспылав от силы листов, алы, псов
и лис они тревоги миговерти носили.
Ума хула в хвалу хаму,
и чёрту глаза лгут речи,
которыми наго поганим мы роток.
Хаму в умах
оголи — хаму зароком око разума хилого.
Топор отколе вело? Кто, ропот
вил оголив,
учил кличу
мечом? О чем?
«Бар грабь!
Уничтожь отчину!
Фу-ка, в узы бар, абызу — вакуф!
Не жалеть тела жен!»

Учил кличу
тот супостат со пустот
мира дыры. Да дыры — дар им!
И тамо преследовал главодел серпом. Ати
мира дырам! Чмары дар им —
молот сокровищ или зуд узилищ и вор-костолом!

Ропот, ищи топор!
Топор, ищи ропот
и мани толпы плотинами!
Их ал путь у плахи,
ал зла
потоп!
Ям вера — ревмя.
Манишь, рев, к вершинам
плоть толп.
Небодум им удобен,
а вера царева
родит нам антидор.
Но смутишь — удушит ум сон,
и неметь в темени
уму.
И метет в те теми
и неми шабаш имен и
ада
улова — и диаволу
доход.

Но взнесен звон!
Мило колокол им,
яро, мило вещал, слаще воли моря!
И рад устало — псина, раб, вора забава, базаров баран! Исполать, судари!
Мы вечевым
мира думу в ум ударим!
Мором
мира дом одарим!
О вера-зарево!
О, не раз озарено
ее
имя татями —
их и
ее
имян гори, мир, огнями!
Мир им —
кабак.
Он, небось, особенно
мил им.
Мора день недаром
им ахал плахами
и олуха хулой.
Им и
дайте топор — пропотеть, и ад,
зияя из
тени, заранее геенна разинет.
Ее
имя расписано до нас, и псарями
оно
воспето в рвоте псов —
хам рока на кормах!

Веру доищи, одурев,
и мало — колоколами,
и рано — в звонари…
Ала в хуле делу хвала!
А народу хула в хвалу. Худо-рана
течет —
вымокал у ката кулак, омыв
дел сих уд, и дух, и след.
Народ чохом охоч до ран,
он сир присно,
и крут, как турки,
и круче чурки,
и серее ереси.
Неодолим он, но мило доен,
нечесан, а сечен,
надзору роздан,
надолго оглодан,
натупо опутан,
утоп в поту
и о***л под оплеухой!