Павел:
В России как на корте — ты всегда
на мяч играешь, чувствуешь себя
героем и классическим поэтом,
и вдруг является какая-нибудь моль,
какой-нибудь Володя или Петя «с качковых залов», —
и делает тебя подряд 6–0; 6–0,
как будто он всю жизнь играл вот в это.
В такие дни все линии на корте,
все мячики
и даже эта сетка — всё
о смерти мне напоминает.
Ты не знаешь —
там, наверху, уже определились
с оружием, чтобы покончить
со мною наконец?
Наташа:
Ну что за глупости?
Тебя никто не тронет.
Другие времена, и в Управленьи
все говорят теперь о Дебюсси.
Вот эта тема у него в сюите
так популярна стала на Руси,
что лишь о ней мы думаем —
(Напевает простенькую дурацкую мелодию, не имеющую к Дебюсси никакого отношения, — например, «Куплеты Эскамильо» из «Кармен». Павел подпевает, оба смеются.)
Павел (прерывая смех, резко и неожиданно зло):
Передушил бы голыми руками,
да руки коротки.
Они как тени всюду следуют за нами
и молятся на карлицу свою.
Наташа:
Ну вот зачем ты так?
Ты что, когда пошёл туда работать — думал, розы
тебя позвали нюхать?
Хотел ловить злодеев и убийц?
Давай, лови.
Злодеи — это мы.
Убийцы, Паш.
И даже здесь, сейчас,
со мной играя в этот чёртов теннис, —
ты с нами, Паша.
Ты — один из нас.
Четвертое действие
Лондон, номер в той же гостинице, где только что Павел и Наташа играли в теннис.
В номере Андрей, Полоний и Наташа. Наташа одета так же, как на корте, Андрей — весь в белом.
Андрей:
Он не угомонится.
Вот скажи — зачем он намекает на Марусю?
Маруся нам теперь отец и бог,
а эта тварь дрожащая глумится
над идеалом.
Андрей:
Чего «почти»?
В своём ли ты уме ли, дорогая?
С горшка, с горшка я знал её!
Святая человек.
На даче вместе
мы в бане парились,
ныряли в полынью
в крещенские морозы.
Как смеешь ты?
Лишь ей благодаря опять одной семьёй мы стали.
А ты, а ты — одна из всей семьи позоришь
святое ныне звание чекиста.
Работаешь без сердца, без души.
Без всякого, прости меня, горенья.
Ты посмотри, как я сюда приехал — только две
пары плавок и
две рубашки белых!
И штаны,
конечно, тоже белые.
За Родину я душу заложил,
фактически, как Фауст.
Наташа (спокойно):
Да-да, согласна я, горенья нет.
Но слушай — убивать
радиактивной хренью — здесь, в центре Лондона?
При всём честнóм народе, за границей?
Подумай, подыши, остановись,
пока ещё не поздно.
Оглянись — мы в Англии!
Представь, вот эта вся херня начнётся здесь —
и следствие, и суд, — в Вестминстере, а не на Красной Пресне.
Давай спокойно я его зарежу
в постели, и придумаем рассказ
о бедненькой студентке из России,
которую он тупо совратил
и бросил. Или ледорубом,
как Юрий предложил.
Полоний сам не хочет. Ты его
послушай, он-то — весь — горенье.
Полоний (весь светится):
…Люблю людей.
Не знаю, почему.
Они такие
все разные.
Но я
люблю людей.
(уже явно дурачится)
Они близки мне чем-то.
Я могу
и днём и ночью ими любоваться…
Андрей (прерывает, грубо):
Давай короче.
Звучит вторая ария Полония (рэп, бэквокал, хор и танцы в том же стиле, что и при исполнении первой арии):
Володя и Ахмед-джан спасают галактику
для этого используют новую тактику
как только на звёздах увидят движение
стреляют по звёздам на опережение —
На каждой звезде — враг,
понимаете?
В каждой звезде — враг,
понимаете?
Володя и Ахмед-джан против всяких провокаций —
большинство провокаций — во время демонстраций.
Поэтому ради защиты населения
стреляют в население на опережение —
В каждом из вас — враг,
понимаете?
В каждом из вас — враг,
понимаете?
Здесь только Владик хороший.
И он всегда был хороший.
В Афганистане был хороший.
И в Сухуми был хороший.
И в Грозном был хороший.
Владик везде был хороший.
В каждом из вас — враг, понимаете?
Все слова давно обесценились,
серебро и золото обесценились —
но Владик хороший.
Вах, как стрелял Владик-джан,
как убивал Владик-джан!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу