«День единый в безвластии прожили –
Смута враз зачалась. Тут как тут.
Средь родов знатных междоусобица,
Грязно лаются, бороды рвут.
Чернь на улицах всяко бесчинствует,
Непотребства, разбой, пьяный крик.
Без тяжелой десницы правителя
Наш народишко жить не привык.
Воротитесь же, князь со княгинею, –
Службой верной искупим вину…»
Петр от них отвернулся разгневанно.
Вопрошая, взглянул на жену.
«Князь, негоже бросать дом отеческий
В час недобрый. Не помни ты зла.
Воротимся...» Молчит он. Задумался.
И обида из сердца ушла.
Правил в Муроме Петр годы долгие.
Рядом с мудрою, кроткой женой
Стал он мягче душой благоверною.
Прям и праведен путь их земной.
Справедливыми были в деяниях,
Милосердие к сирым храня.
И в беде были вместе, и в радости,
Друг без друга не мысля и дня.
И порою полуночной, жаркою
Петр шептал, обнимая жену:
«Никого в целом свете, княгинюшка,
Мне не надо – тебя лишь одну.
Правду вымолвлю: и не загадывал,
Чтоб такую любовь да познать.
Две родные души в мире встретились,
Их теперь никому не разнять.
А приблизится смерть неминучая –
В день единый пусть явится нам.
Чтобы вместе предстать перед Господом,
Не разняв наши души и там.
Порешим ли на том, ненаглядная,
Ты согласна, цветок полевой?»
И в ответ голос трепетный слышится:
«Я с тобой, я навеки с тобой…»
Петр к жене прижимается бережно,
Сердцем к сердцу. Смежает глаза.
В почивальне лампадка чуть теплится,
На божнице в углу образа.
Ночь глухая – ни звука, ни отзвука,
Небо звездное стынет в окне.
Поправляет подушку Феврония.
Наклонясь, крестит мужа во сне...
Жизнь, почто ты такая короткая?
Вроде только что вышел с утра –
На дорогу уже вечер стелется,
Час приспел. Не отсрочишь – пора.
Вот и в княжьи хоромы нагрянула
Старость. Загодя Петр повелел
Истесать гроб из камня единого
Для его и Февронии тел.
А чтоб лучше душой приготовиться
К часу смертному, княжий престол
Он оставил. Надев рясу черную,
В монастырские стены ушел.
И Феврония стала монахиней,
Унесла в сердце верном любовь.
В мире этом им больше не свидеться,
В мире том повстречаются вновь.
Тихо в келье... Седая монахиня
Мягко тянет узорную нить.
На холсте – лик святого угодника,
Лишь персты остается дошить.
И вбегает с известием горестным
Из обители мужней гонец:
«Он уже отходить собирается,
Говорит, что сегодня – конец!
Вопрошает тебя старец праведный,
Отойдешь ли, чтоб с ним заодно?»
«Покрывало для храма доделаю –
Вот и все. Я готова давно...»
Вдругорядь возвращается посланный:
«Смерть приспела, он дышит едва!»
Поспешает с работой Феврония:
«Я сейчас... Мне дошить бы сперва».
Снова в келье гонец объявляется.
Молча крестится. Молвит, скорбя:
«Только что отошел он. Преставился.
Прошептал – будет там ждать тебя».
Отпускает иголку Феврония,
На пол падает нити моток.
Хорошо покрывало узорное,
Не докончен последний стежок.
На колени встает пред божницею,
Опустел для нее целый свет.
Произносит молитву негромкую
И отходит. За мужем вослед.
Будут вместе они похоронены –
Гроб для них изготовлен давно.
Такова княжья воля последняя.
Да исполниться ей не дано.
Обещали бояре, все сделают,
Как велел он. А вышел обман.
Порешили: мол, так не дозволено
Тем, кто принял монашеский сан.
Панихида прошла. Петр с Февронией
Были каждый во гробе своем.
В храме заперли их до заутрени,
Ночь еще пусть побудут вдвоем.
А наутро вернулись, опешили.
Свят, свят, свят – оба гроба пусты!
Убоялись бояре-отступники,
От испуга разинули рты.
Разглядели потом: наособицу
Гроб из камня стоит у стены.
Возлежат в нем бок о бок усопшие,
Их недвижные лики видны.
На тела покрывало наброшено,
И стежок не дошит, как вчера.
Спохватились бояре. Одумались.
Соблюли волю князя Петра.
Суть открылась: то свыше начертано!
Рядом им почивать смертным сном –
Схоронили Петра и Февронию
В час единый во гробе одном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу