Она столкнется с ним сегодня
И отведет потухший взгляд.
На небе ангелы Господни,
Благие ангелы Господни,
Все ведая, о них скорбят.
1995
Русская церковь в Бостоне
Осколок далекой России,
Той самой, что нету давно.
Осенние ветви босые
Церковное гладят окно.
Дым ладана зябко струится,
И теплятся свечки едва.
Под своды взлетают, как птицы,
Надежды и веры слова.
«Помолимся Господу нашему,
Помоолимся!»
Мерцает сквозь ладанный воздух
Окладов седых лепота.
Как будто не гвозди, а звезды
В обмякших ладонях Христа.
В притворе, пришелец случайный,
В молитвы не веря, стою.
На сердце – светло и печально.
Тут маму отпели мою.
«Помолимся Господу нашему,
Помо-олимся!»
1995
«У сосенки, на взгорушке
Раздольно и светло.
Живет там черный скворушка,
А дом его – дупло.
Для птенчиков, для маленьких
Принес он червяка...»
Меня качает маменька,
Тепла ее рука.
Ночь звездочки развесила,
Да спать я не хочу.
Мне с мамой очень весело –
Верчусь и хохочу.
Еще не знаю горестей.
Мне в маме – целый свет.
Прекрасней нету повести,
Чем повесть детских лет.
Та песенка давнишняя
Мне снится иногда...
Ее поет чуть слышная
Далекая звезда.
1995
Любил. Смеялся. Пил. И пел.
Сквозь жизнь спешил вприпрыжку.
И все постиг, и все успел
Божественный мальчишка.
Трепещет бабочки крыло,
Роса блестит на сучьях,
Звенит пичуга – как светло
Средь нот его летучих.
Но есть, есть музыка одна…
Им, смертным, – не допета.
Созвучий неземных полна
И мрака без просвета.
Какая мука, и краса,
И несказанный холод –
Плывут из бездны голоса,
Они скорбят и молят.
«О люди, в мире зла и лжи
Не загасить сумейте
Прозрачный огонек души.
И помните о смерти.
В последний миг нездешний свет
Кометою хвостатой
Пронзит зрачки. И света нет.
И тьма. И нет возврата».
Звучит мелодия небес,
И горло душат слезы.
И обо мне, и о тебе
Рыдает «Лакримоза».
1997
Соблюдаю правила движенья.
Чту, играя, правила игры.
Верую в таблицу умноженья:
Дважды два – четыре. До поры.
Но блеснет вдали крыло жар-птицы,
И душа вослед рванется вдруг.
Через все запреты и границы,
Выше, в небеса, за кругом круг!
Красота какая – плыть над бездной.
Да внезапно вихрь швырнет к земле.
Отлетался. Больно плоти бедной.
Ссадины и шишки на челе.
Путь пройти размеренно и прямо,
Не плутать, не падать, не летать –
Каждому свое. А мне упрямо
Снится высь, манит к себе опять.
Непутевый, дни нескладно трачу,
Много ли осталось впереди…
И лечу куда-то наудачу.
Жизнь прожить – не поле перейти.
1998
Памяти Левки, Юрки, Гошки, Васо, Валерки...
Куда вы уходите, братцы?
Вон сколько еще на столе.
Налить, закусить, потрепаться
Умели мы, что прибедняться.
И жить собирались – сто лет.
Бедовая молодость, где ты,
Осталась в каком далеке?
Казалось: конца тебе нету –
Вовек неразменной монетой
Блестела в беспечной руке.
Все меньше друзей год от года.
Так рано – свое не дожив –
За стылую грань небосвода
Уходят. И с каждым уходом
Мертвеет частичка души.
Горят поминальные свечи.
Сижу, не поднять головы.
Прощайте! А может,.. до встречи?
Там где-то присядем под вечер?
Не знаю... Но знаете вы.
1998
У Фили мы пили да Филю побили.
Скупому душа – дешевле гроша.
Не тот живет больше, кто живет дольше.
Не нашим умом, а божьим судом.
Гульбу и смиренье, лукавство и веру,
Насмешку и жалость, тоску и любовь –
Любые движенья души человечьей
До донышка высветит этот язык.
На нем две звезды говорят меж собою.
Бормочет стихи в преддуэльную ночь,
Внимая предчувствию страшному, Ленский.
Наташа мечтает взлететь над землей.
Григорий прощается с мертвой Аксиньей.
Приветствует Воланд гостей на балу...
Все это в себе через жизнь, неизбывно
Несу – и теплее озябшей душе.
Ерема, Ерема, сидел бы ты дома.
Мотает по свету, и где он, тот дом?
Но родину мне все равно не покинуть,
Ее территория – русский язык.
За тридевять стран от арбатских проулков,
На койке больничной сморчок-старичок,
Забывшись, попросит по-русски «водицы».
Не смейся над старым – и сам будешь стар.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу