Федор Тютчев - Том 2. Стихотворения 1850-1873

В автографе имеется указание на время и место написания: «Москва. 10 июня»; так и датируется — 10 июня 1851 г. Дата в Москв. : «Москва, 30 июня, 1851 г.» (возможно, день передачи в печать). В Совр., Изд. 1854, Изд. 1868, Изд. 1900 ошибка: «Москва, 30 июля 1853 года»; Изд. СПб., 1886 : «1853». В списках повторяются ошибки печатных текстов.

Во всех дореволюционных изданиях, у Г. И. Чулкова ( Чулков II. С. 64) в 9-й строке напечатано «век». Вслед за К. В. Пигаревым ( Лирика I. С. 136) принимаем соответствующее современным орфографическим нормам написание «ввек».

Стих. «Наш век» названо И. С. Аксаковым в числе тех, «где задушевные нравственные убеждения поэта высказываются в положительной форме, где открываются нам его положительные духовные идеалы». Это «истинный вопль души, разумеющей болезнь и тоску века», но в то же время это и «исповедь самого поэта». Аксаков отмечает связь между стих. Тютчева «На смерть Жуковского» (1852), «Наш век» (1851) и «Эти бедные селенья…» (1855), «Теперь тебе не до стихов…» (1854), справедливо считая, что они «взаимно объясняют друг друга» ( Биогр. С. 114–116).

Русский религиозный философ И. А. Ильин (1883–1954), обращаясь к поэзии XIX в., останавливает свое внимание на последствиях религиозного кризиса. В работе «Россия в русской поэзии», выросшей на основе прочитанных им в 1930-е гг. лекций, он пишет о том, что русская поэзия «предчувствовала и предвидела» «дух безбожия, большевизма» и «назревающее революционное крушение». «Хомяков прямо указывает на мировой характер грядущей борьбы и на его духовно-очистительное значение. Тютчев сосредоточивался на его религиозной природе :

(Ильин И. А. Одинокий художник. М., 1993. С. 206–208).

«Впусти меня! — Я верю, Боже мой! / Приди на помощь моему неверью!..» — перефразировка евангельского изречения. К Иисусу приводят бесноватого мальчика, и отец просит его исцелить. «Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! Помоги моему неверию» (Мк. 9, 24) ( А. М. ).

Автограф неизвестен.

Списки — Сушк. тетрадь (с. 89); Муран. альбом. (с. 105). В списках перед текстом дата: «14 июля 1851».

Первая публикация — Раут. 1852. С. 202, с заголовком «Волна и дума» и датой «14 июля 1851. Москва». Вошло в Совр. 1854. Т. XLIV. С. 56, с датой вместо заглавия; Изд. 1854. С. 135; Изд. 1868. С. 159; Изд. СПб., 1886. С. 175; Изд. 1900. С. 188.

Печатается по первой публикации.

А. А. Фет цитировал стихотворение как доказательство своего убеждения в том, что «в произведении истинно прекрасном есть и мысль»: «…она тут, за это ручается тайное сродство природы и духа или даже их тождество, как об этом говорит наш поэт на могучем языке своем» ( Фет. С. 69).

Стихотворение отмечено Л. Н. Толстым буквой «Т.» (Тютчев) ( ТЕ. С. 146).

В. Ф. Саводник, размышляя об «источнике того глубокого пессимизма, которым проникнуты многие из лучших лирических созданий нашего поэта», полагал, что в стихотворении отразилось тютчевское ощущение хаотического начала бытия: «Если в основе всей мировой жизни лежит хаос <���…>, то жизнь утрачивает всякий внутренний смысл, всякую цель, становится какой-то пустой игрой слепых стихийных элементов» ( Саводник. С. 209).

По мнению Д. С. Дарского, Тютчев «искал религиозной связи с живым началом всего, но в мире, раздробленном и недолговечном, видел одну ошибку и слепое блуждание. Не принимал мира. Все призрак и химера, и пустое волненье одинаково и в природе и в человеке. Без конца и успокоенья совершается бесцельное колыханье» ( Дарский. С. 61) ( А. Ш. ).

Автограф неизвестен.

Списки — Сушк. тетрадь (с. 65 об. — 66); Муран. альбом (с. 74).

Первая публикация — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 36. Вошло в Изд. 1854. С. 36; Изд. 1868. С. 141; Изд. СПб., 1886. С. 181; Изд. 1900. С. 193.

Датируется между июлем 1850 и серединой 1851 г.

Печатается по первой публикации. См. «Другие редакции и варианты». С. 280 * .

Относится к «денисьевскому» циклу. В нем воплотился весь драматизм взаимоотношений Денисьевой и Тютчева. Л. Н. Толстой отметил стихотворение буквой «Т.» (Тютчев) ( ТЕ. С. 146). Д. С. Мережковский писал: «Правдивость — оправдание поэта: ведь поэзия не что иное, как высшая ступень правдивости. Самой страшной и жалкой правды о себе никто никогда не высказывал безжалостнее, бесстрашнее Тютчева. Может быть, эта последняя правдивость — от последнего одиночества. Есть такие признания, которых люди не делают не только другим, но и себе. Тютчев их делает, потому что не боится быть подслушанным: он всегда один, бесконечно далек от людей, невидим для них, как «дневная звезда» ( Мережковский. С. 109) (А. А.).