Федор Тютчев - Том 2. Стихотворения 1850-1873

Мир и согласье между нас *
Сказались с первого же дня, —
Поздравим же, перекрестясь,
Тебя со мной — с тобой меня.

Тут целый мир, живой, разнообразный * ,
Волшебных звуков и волшебных снов, —
О, этот мир, так молодо-прекрасный, —
   Он сто́ит тысячи миров.

   И ты свершил свой подвиг роковой,
   Великих сил двусмысленный наследник,
        Муж не судеб, а муж случайности слепой,
      Ты сфинкс, разгаданный и пошлою толпой,
      Но правды Божьей, не земной,
      Неотразимый проповедник,
      Ты миру доказал на деле,
   Как шатко все, в чем этой правды нет:
        Ты, целых двадцать бурных лет
      Мир волновавший — и без цели,
           Ты много в мире лжи посеял,
         И много бурь ты возрастил,
              И уцелевшего рассеял,
              И собранного расточил!
      Народ, взложивший на тебя венец,
      Ты ложью развратил и погубил вконец;
         И, верный своему призванью,
      Оторопевший мир, игрой своей смутя,
              Как неразумное дитя,
      Ты предал долгому шатанью.
      Спасенья нет в насилье и во лжи,
      Как ни орудуй ими смело,
      Для человеческой души,
      Для человеческого дела.
   Знай, торжествующий, кто б ныне ни был он,
      Во всеоружии насилья и обмана,
   Придет и твой черед, и поздно или рано,
      Ты ими ж будешь побежден!
        Но в искупленье темных дел
      Ты миру завещал один урок великий:
        Да вразумятся им народы и владыки
      И всякий, кто б тебе соревновать хотел; —
        Лишь там, лишь в той семье народной,
      Где с властью высшею живая связь слышна,
           И где она закреплена
   Взаимной верою и совестью свободной,
      Где святы все ее условья,
      И ей народ одушевлен —
   Стоит ли у престола он
      Иль бодрствует у изголовья
      Одра, где царский сын лежал * ,
      И весь народ еще недавно
      Тот одр болезни окружал
      Своей молитвой православной, —
   О, тут измене места нет,
        Ни разновидным ухищреньям,
      И крайне жалок был бы тот,
           Кто б этот оскорбил народ
         Иль клеветой, иль подозреньем.

Хотел бы я, чтобы в своей могиле * ,
Как нынче на своей кушетке, я лежал.
Века бы за веками проходили,
И я бы вас всю вечность слушал и молчал.

Тебе, болящая в далекой стороне * ,
Болящему и страждущему мне
Пришло на мысль отправить этот стих,
Чтобы с веселым плеском волн морских
Взлетело бы тебе в окно,
Далекий отголосок вод родных,
И слово русское хоть на одно мгновенье
Прервало для тебя волн средиземных пенье,
Из той среды далеко не чужой,
Которой ты была любовью и душой,
Где и поднесь с усиленным вниманьем
Следят твою болезнь сердечным состраданьем,
Будь ближе, чем когда, душе твоей присущ
Добрейший из людей, чистейшая из душ,
Твой милый, добрый, незабвенный муж!
Душа, с которою твоя была слита,
Хранившая тебя от всех соблазнов зла;
С которой заодно всю жизнь ты перешла,
Свершая честно трудный подвиг твой
Примерно-христианскою вдовой!
Привет еще тебе от тени той,
Обоим нам и милой, и святой,
Которая так мало здесь гостила,
Страдала храбро так — и горячо любила,
Ушла стремглав из сей юдоли слез,
Где ей, увы! — ничто не удалось —
По долгой, тяжкой, истомительной борьбе
Прощая все и людям, и судьбе.
И свой родимый край так пламенно любила,
Что, хоть она и воин не была,
Но жизнь свою отчизне принесла;
Вовремя с нею не могла расстаться,
Когда б иная жизнь спасти ее могла!

   Британский леопард *
   За что на нас сердит?
   И машет все хвостом,
   И гневно так рычит?
   Откуда поднялась внезапная тревога
   Чем провинились мы?
   Тем, что, в глуби зашед
   Степи средиазийской,
   Наш северный медведь —
   Земляк наш всероссийский —
От права своего не хочет отказаться
Себя оборонять, подчас и огрызаться
   В угоду же друзьям своим
   Не хочет перед миром
Каким-то быть отшельником-факиром;
И миру показать и всем воочию́,
   Всем гадинам степным
   На снедь предать всю плоть свою.
   Нет, этому не быть! — и поднял лапу…