Мария Похиалайнен - Не верьте клятвам, сёстры

Лишь на мгновенье оборвёт

Последнего трамвая лязг.

Зловещий тройственный союз

Тревоги, тишины и мглы, —

Я против них одна. Боюсь.

Ночь заползла во все углы.

И только отблеск в зеркалах

Ещё хранит нейтралитет...

Покрепче пальцы сжав в кулак,

Я, стиснув зубы, жду рассвет.

Поэтам надобно ль влюбляться?

К чему им эта суета?

Любовь приходит – всё не так:

Им доводить стихи до глянца

Она не даст. Покоя нет...

Попробуй, напиши сонет,

Когда несёшь такое бремя —

Всё перевёрнуто вверх дном,

Не спишь ни ночью и ни днём,

А на сонеты нужно время.

Ты будто путами обвит, —

Ну как напишешь о любви,

Как отличишь от счастья горе?

И где земля, где небеса?

А жажда острая писать,

И страх отчаянный, что вскоре

Погаснет той любви звезда,

И песен новых не создать...

Поэтам надобно ль влюбляться?

Вырываются из бездны

Жар и холод,

По законам неизвестным

Мир расколот.

Сверху, снизу, с фронта, с тыла

Не укрыться

От стихий. И я застыла

На границе.

Там, где хаос и порядок

Поделили

Все пространства, выбрать надо:

Или – или.

Но обоим изначально

Я – чужая.

Мирозданье закачалось,

Угрожая,

Содрогнулось и нависло

Мглой лиловой —

Воплощался образ мысли,

Явь из слова.

И пока поток сознанья

Плыл над бездной,

А над твердью место занял

Свод небесный,

Дождь принёс к исходу ночи

Южный ветер,

Листья выбились из почек

На рассвете.

Одинока, без друзей,

День и ночь над покрывалом,

Женихи валили валом,

Где-то шлялся Одиссей.

Что ему семья? Приют

Он найдёт везде, а песни,

Пенелопиных прелестней,

И сирены пропоют.

Ожиданьем не томим,

Долго странствует по свету,

И для многих канул в Лету,

Столько лет прошло и зим.

Возвратится ли опять...

Годы то ползут, то мчатся,

Женихи и домочадцы

Не дают спокойно спать.

Свёкор, сын, очаг, игла,

За окном собака воет.

Лук с тугою тетивою

Да морщинки возле глаз.

Не забыться, не забыть

В ожиданье ежечасном...

С равнодушьем безучастным

Мойры пряли нить судьбы.

В доме ни одной оливки

И муки всего-то горсть,

Виноградник без поливки,

А Сократ – как будто гость.

Тут любая заскандалит —

Пуст единственный кувшин,

И хозяин без сандалий.

Тоже мне, мудрец Афин.

Всё б ему вести беседу,

Что есть зло, а что добро,

И с прохожим, и с соседом,

Был бы в том какой-то прок.

Вон у тех, кого он учит,

Кошельки полны монет,

А у нас не то что кучи —

И обола в доме нет.

Рот ему раскрыть лишь дай-ка,

И уже не будешь прав,

А по свету ходят байки

Про крутой Ксантиппин нрав.

Для молвы несправедливой

Ни пределов, ни преград.

Только каждой ли сварливой

Достаётся муж Сократ?

Гонимая от очагов,

Босая, грязная, в лохмотьях,

Не ускоряла я шагов

И в горе не кусала локти,

Когда вослед мне брань неслась,

Плевала на косые взгляды.

Наесться и напиться всласть —

Ну что еще магдалке надо?

И не манил меня очаг —

К чему же лишняя обуза?

Куда приятней, хохоча,

Набить себе в харчевне пузо.

Но мужику стирать хитон?

Что может быть ещё глупее.

А жизнь пройдёт, как утром сон,

И оглянуться не успеешь:

Сначала сеточка морщин,

Потом я сгорблюсь, поседею...

И не чуждалась я мужчин —

Ни эллинов, ни иудеев.

Разгула так приятен плен,

Жизнь коротка, её не жалко...

Сверкали чашечки колен

У лихо пляшущей магдалки.

Но как-то раз (с чего бы вдруг?)

Мужчины, женщины и дети,

Стеною тесной встав вокруг

(В них возмутилась добродетель,

Как будто каждый был аскет),

Побить грозили потаскуху.

И вот летят ей камни вслед,

Над головой и возле уха.

Теперь конец, не избежать

Расправы, на исходе силы...

Бросая камни и визжа,

Толпа всё ближе подходила.

Но чей-то голос перекрыл

Зловещий гул, заставив слушать,

Затихли вопли, замер крик...

Он что-то говорил про душу:

«А тот из вас, кто без греха —

Пускай бросает первым камень»…

Толпа бурлила, как река,

А растекалась ручейками,