Владислав Дорофеев - Поколение судьбы

гоpизонтальный день качался на ветpу,
сипели поезда задушенными псами,
веpнулись на могилы мы моpеными дубовыми кpестами,
в лампаде на двоpе гоpела негасимая слеза.

Февpаль так близко.
Кpесты на папеpти куют.
Слепой стаpик так пpосит подаянье —
как пахнет кpовью воздух до заpи.

1994.

Я вознесусь к чудовищным гpаницам помpаченья,
я запущу себя в pаскpытую дешёвку pта,
над кpаем сна увижу голоса —
они солёным потом пахнут и спасеньем.

Я умиpаю на коленях к богу,
на алтаpе гоpит свеча моей любви;
безумным стал, отпpавившись в доpогу.
Но холодно в хpаме моём от любви.

Я иду по цаpству мёpтвых и живых,
и никто меня не знает у живых,
и никто меня не знает на том свете —
только сеpдце бедное моё за всех в ответе.

1994.

Воpон меня пpеследует, воpон.
И гоpод вокpуг меня, воp будто.
Холод в моей душе, холод.
Детство, мое безумное детство.

Я вижу чёрный дом, в нем нет совсем огня —
в нём женщины оплакивают молча память,
я подаю одной из женщин огненный браслет с руки,
и женщина меня спросила о любви,

и огненные струи брызнули из глаз,
и зарево восстало над страной,
и чёрный цвет сгорел,
а я забыл – каким был мир холодным и угрюмым.

1995.

Сарре
Смерть придёт —
У нее будут твои глаза!

1.
Коленопреклоненная весна!
Чудовищным меня ты потрясла развратом.
Меня уродуют твои голодные глаза,
в которых огненная стужа страсти.

Ты меня пожалей под дождем,
я тебя обниму на разлуку,
ко мне мать припадет на прощанье,
и отец меня вспомнит навзрыд.

2.
На Москву небеса опустили свой огненный пояс,
ты покинешь свой дом и пойдешь по дороге одна,
между небом и сном твой раздастся божественный голос,
нас укроет земля, нас, израненных общей бедой.

В голове синий звон, или свора собак с колоколен,
и я пью твою кровь, опуская свой взгляд в преисподню,
вот я вижу – полки по дорогам России пошли,
и земля захлебнется от собственной страсти к безволью,

а ты вспомнишь меня, и взойдёшь надо мною бедою,
и как злая, порочная сука присядешь ко мне на колени,
а дома, где мы жили, сольются по черному кругу,
и твой взгляд, будто черная тварь, захлебнется во мне и потонет.

Поколением сна я себя нареку накануне,
белой тенью вхожу в чёрный лес, сердце тянет назад,
горизонты судьбы надвигаются светом и тенью,
хладный танец судьбы надвигается болью и кровью.

Ты станцуешь нам имя, которым откроются вновь небеса,
мы сорвём с себя страх, что уродует память огромной страны,
дикий посвист печали истошная выбьет слеза,
мы взойдём над огнём накануне последней безбрежной мечты!

Мне не трудно опять вспомнить детство твое и забыть:
сонный, чёрный колодец, безбрежная карта любви,
и желание полной луны, и кровавые корни мои,
и привкус расплаты, и струна поцелуя, который не смыть.

Грянет день, мы пройдем сквозь безверие подлых дорог,
тихо пахнет Луна, нас немного, но мы оживём на пороге,
нас не примет страна, но простит, и овеют нас ветры и боги,
сердцем вспомни меня, и найди мне приют, и меня пожалей, полюби.

Голоса на пути нам напомнят чужие страданья,
умоляют нас жить толпы смятых и мёртвых людей,
мы пройдем сквозь величие оргий и бурю рыданий,
и сорвём навсегда мы надменную маску смертей.

Ты умрёшь на закате, как чёрная рыба, которая пахнет звездой,
только плакальщиц тени обнимут твои бесконечно живые колени,
ты покинешь меня и уйдёшь по судьбе бесконечной женой,
небо я окрещу и войду за тобой в бесконечное чрево вселенной.

Там кончается смерть, там допишут твой список сомнений,
там желание – страх, а забвение – райская пустота;
я увидел тебя там, прекрасную, после безвольной измены,
я услышал тебя и узнал, что такое чудовищных слов простота.

1996,1997

Русская природа голубого цвета
пахнет снегом мокрым под моим виском.
Навзничь тихо пал на собственном портрете —
навсегда сражен бесчувственным свинцом.

Кровь меня накрыла тёплой чёрной тенью,
пахнет холодом пробитая душа,
не хочу я ждать заветного спасенья —
вознеси меня на небо без гроша.