Владислав Дорофеев - Поколение судьбы

1987.

Ты с детства кажешься свечой, оплывшей на ладони,
ты – белый лист, упавший на траву земную тихо.
Я взял немую голову твою лицом чужим к земле,
стояла сырость за окном, ее я слышал ухом.
Мы телом пахли, пеплом и валялись мы в вагоне,
а горизонт под нами тяжелел, как бабье брюхо,
и тень скакала впереди себя в кладбищенском седле.

Ко мне пришли две женщины, задутые, как свечи,
они не плакали, глодая собственные руки,
они несут на площадь жечь собаку рыжую во сне;
их груди оторвут, напоят высохшие строки,
сопят от совести, исходят семенем и речью,
летая над огнем, щека к щеке танцуют шлюхи —
меж ними лик творца, углом бича их нежит в тишине.

Ты – плеск шагов в холодных, обезумевших просторах,
ты – смерть лица в застывшей точке лунного полета,
и в центре плоского лица живая голова твоя,
в ней старые глаза, как страшные глаза салюта.
День, хочешь проживем мы в обезьяньих разговорах,
и горло нам подарит баба в каменном салопе
в чужом и шумном дне, где обнимая, кинем мы тебя?

Летая на коне свинцовой осенью тревожной,
взойди на пляж к воде невинно-голубой и нежной,
окажешься вчера в пространстве светлом и едва живом,
вода плеснет к твоей ноге еще сухой, бумажной,
свой заклинальный шар протянет раненый острожник,
пойдешь, присядь у кромки водяной тоски безбрежной,
и уходя, оставь следы в дожде, мешая плач с дождем.

Дай тело голое и расскажи себя губами,
я послан к вам на перекрестии путей измены.
Итог желаний и страстей итог – визит за облака.
Нам счастья не дано, но нам и не дано подмены.
Тебе меня попрать придется бедными ногами,
слезою падала звезда, ты встала на колени,
ты – керамическая птица, ты разбилась в небесах.

1987.

Беганову

Пойдем гулять по всей стране, которую мы потеряем,
полощется висок, мы ветвь животворящую найдем в пути —
ложись глазами в небо ты, раскинься, и роди нам отчий дом.
К монаху черному войдем, в судьбу разбитую сыграем,
стоим на каменном полу, ты вырываешь мне кусок груди,
мы вместе упадем, окутанные ярким, безобразным сном,
в стоящих зеркалах воскреснем мы и дико зарыдаем.

Прорубим просеку в штыками колосившееся время,
мы выдавим из сердца Колыму, всю обагрённую в крови,
пятиконечною иглой проткнем мы ком, запекшийся в груди,
кресты перекуем мы в кандалы и окрестимся ими.
Плевали в нас и били лишь за то, что заподозрили в любви.
Для камня, палача и паука судьба закована в круги.
Найдем извечный смысл мы в равенстве гармонии и ямы.

Меня зачали на заре, стояла жизнь во изголовье,
огня просила голытьба, и Разина судьба вошла в меня.
В окне осенняя пора, похожая на женщину слегка.
Все те, кого я оживлю, смотреть все станут исподлобья.
Раздастся звонкий смех, воскресших умертвить заставит вновь земля,
останутся лишь души оплодотворять речь бедную в веках,
дабы прозреть и тень увидеть шестикрылому подобной.

Я в зеркало войду короткою иглой труда и бедствий,
свеча во след оплыла на ветру и ночь кончалась забытьем —
дрожащим воздухом любви пахнул мне в душу теплый ангел зла,
надежда, совесть кажутся мне сном или порогом детства.
Приду тогда к воде один, мешая слезы с силой небытья.
Плыву я в лодке без весла из плоского, безумного угла
туда, где пахнет деревом и, где нам смерть уступит место.

В могилах под землей мои деды, их прадеды, их предки,
скелет в скелет, нога к ноге, их кости чистые во мгле лежат,
их лики, мускулы, их кровь и мозг я выгреб для своей души,
тысячелетние во мне все голоса, пот, яйцеклетки.
Двуглавый человек, восстань, вслед мертвые восстанут, скрежеща.
Чадят луна и солнце, и горят гробы в кладбищенской глуши,
фалангой черти прут, их крестят голосом, затем двуперстьем.

Мы в этот час, когда угрюмый голубь пролетит над нами,
мы в кровь свинцовым языком лизали соль с замученной земли,
мы чёрствым мякишем сердец кормили острокрылых петухов.
Но скулы ненавидят, воздух пахнет сильными стихами,
прильнув к твоей душе, глаза мои живут в таинственной тени.
Как бабу в темноте, укроют реку пледом тяжких облаков.
Кровоточащая звезда горит во лбу у дяди Хама.

Печальный холст вас ждет во сне и на пустой равнине,
простоволосая природа ждет, когда её ты удивишь,
но вспомни про обман и нарисуй лицо на радужной дуге,
ты нищему подай, пусть вымолит на паперти вам сына,
толпу юродивых создай, пусть ждут они, ты их навек спасешь,
живых проклятье заслужи и сам будь проклят каждый день в огне,
на собственной крови живую краску разотри и глину.