Звенигород
Спас рукотворный с хитрыми глазами,
и вместе с ним, ведомый им наряд,
явились, будто атомный заряд,
в сарае Городища под дровами.
Соединился взгляд здесь с небесами,
в воображении встал райский сад,
где ангелы поют иль мирно спят,
под горькими ивовыми кустами.
Обитель Саввы встала над ветрами,
найдя великокняжеский подряд,
оплаченный московскими деньгами.
И здесь, где за царицей был пригляд,
через века, ведомый голосами,
отец мой каялся внутри оград.
Царское Село
Я вспоминаю царскосельский дом,
где осень шевелится под кустами,
нелепо растекаются зонтами
лирические дамы под дождем.
Расположилось небо там крестом,
ввысь звезды прянули над головами,
не успевают пальцы за словами,
как птицы расправляясь над столом.
И лихорадочным горят огнем,
и, будто тени, кружатся кругами
глаза мифические за стеклом.
Омоем Сашу Пушкина слезами,
и по ступеням в верхний храм внесем,
там отпоем горючими стихами.
Висбаден
Я встретил Достоевского в пути —
в земле российской праведной царицы,
рулетку перед ним крупье крутил —
дремучий предок гессенской девицы.
И задрожали органы в груди,
когда немецкие разделись жрицы,
языческая похоть, как круги,
переплетаясь, завершают лица.
Платаны чудные всегда стройны,
под ними мы гуляли до зари,
пока трамвай не прокричал ослицей.
Здесь люди умирают от тоски,
лишь после смерти лица их просты,
припав к раскаянья пустой кринице.
Вашингтон
О нём нет в памяти моей тепла,
о нём душа печалится под вечер,
застыв, как роза из стекла,
похоже чуть на фуэте в балете.
По смерти камня встали там дома,
натягивая облака, как свитер,
а к Капитолию пришла толпа,
и в щели между лиц их дует ветер.
Там сон мой, как волшебная гора,
с вершины пахнет сакурой весна,
и солнце голубое сверху светит.
Затем моя бесплотная рука
достанет божье слово из чехла,
и протрубит гортань песнь на рассвете.
Вологда
Река качалась и текла кругами,
и перекатывая черепа,
плескалась, будто рыба над волнами,
тесня и омывая купола.
Продавливая землю сапогами,
и ниспадая вспять на небеса,
грудь дамы конвертируя глазами,
я вижу фрески Дионисия.
Открою север белыми ключами,
на воздухах возникнет оригами,
взгорит там в имени моем звезда.
Над Белым озером туман кусками,
монах в прогалах звучными крестами
срывает плоть с заветного лица.
Белёв
Я золотом рисую по граниту,
всё те же облака вверху летят,
свернувшись, будто змеи под копытом
чешуйчатые серебром звенят.
Взираю на Жуковского ланиты —
всё так же романтически горят,
перстнями тонкие персты увиты —
пра…внучке злой его принадлежат.
Лучи, как бы рубиновые нити,
соткали день рождения пиита,
отцы его здесь до сих пор лежат.
Стихают звуки погребальных литий,
копал могилы здесь я для укрытий,
не ждав за службу армии наград.
Кобленц
Впрыск камня и вина, и как лоза,
узлом пульсируя, стремится к солнцу,
германские Рейн холит города,
людей и время превращая в бронзу.
С флагштоков нежных замков без креста
взирают вниз на корабли бессонно
причудливые звери без лица,
безмолвно воя по ветру покорно.
Здесь в карамельном домике жила
Мари, она Щелкунчика спасла,
с ноги своей стащив башмак проворно.
Взойдя на кладбище к судьбе с угла,
я распластался на траве, взалкав,
спустившись в мыслях на гору притворно.
Майнц
Прекрасная немецкая земля
В Генфляйше Иоанне гениальном,
еврея Гутенберга обрела,
связавшем буквы на пути астральном.
На площади он впереди креста,
в забронзовевшем гульфике нахальном,
часть тела в панталонах затекла
в пустом плаще распахнутом фривольно.
Чуть выше вверх Шагала синева,
изобразившего деяния Отца
в границах богословски весьма вольных.
А в основном здесь все, как и всегда,
на Рождество жрут своего гуся,
а в карнавале любят привкус свальный.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу