Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3

В подножье строк или палаток
Гранит.
Нерастворимый тот остаток
Хранит.

Стиха невозмутима мера —
Она
Для гончара и для Гомера
Одна.

Я не искал людские тайны,
Как следопыт.
Но мир изменчивый, случайный
Мной не забыт.

Тепло людского излученья
В лесной глуши,
Земные донные теченья
Живой души.

И слишком многое другое,
О чем нет слов,
Вставало грозное, нагое
Из всех углов…

Рассказано людям немного,
Чтоб грозная память моя
Не слишком пугала тревогой
Дороги житья и бытья.

И я поступил не случайно,
Скрывая людские грехи,
Фигурами умолчанья
Мои переполнив стихи.

Достаточно ясен для мудрых
Лирический зимний рассказ
О тех перламутровых утрах,
О снеге без всяких прикрас.

Но память моя в исступленье,
Но память вольна и сильна,
Способна спасти от забвенья
Сокровища с самого дна.

Не линия и не рисунок,
А только цвет
Расскажет про лиловый сумрак,
Вечерний свет.

И вот художника картины
Со стен квартир
Звучали как пароль единый
На целый мир.

И слепок каменной химеры
Дрожал в руке,
Чтоб утвердился камень веры
В моей строке.

Закон это иль ересь,
Ненужная морям,
Лососей ход на нерест
Средь океанских ям.

Плывут без карт и лоций
И по морскому дну
Ползут, чтоб побороться
За право быть в плену.

И в тесное ущелье
Ворваться, чтоб сгореть —
С единственною целью:
Цвести — и умереть.

Плывут не на забаву,
Плывут не на игру,
Они имеют право
В ручье метать икру.

И оплодотворенья
Немой великий миг
Войдет в стихотворенье,
Как боль, как стон и крик.

У нерестилищ рыбьих,
Стремясь в родной ручей,
Плывут, чтобы погибнуть
На родине своей.

И трупы рыб уснувших
Видны в воде ручья —
Последний раз блеснувши,
Мертвеет чешуя.

Их здесь волна качала
И утопила здесь,
Но высшее начало
В поступках рыбьих есть.

И мимо трупов в русло
Плывут живых ряды
На нерест судеб русских,
На зов судьбы — беды.

И люди их не судят —
Над чудом нет судей, —
Трагедий рыбьих судеб,
Неясных для людей.

Кипит в ручье рожденья
Лососей серебро,
Как гимн благодаренья,
Прославивший добро.

Кета родится в донных стойлах
Незамерзающей реки,
Зеленых водорослей войлок
Окутывает родники.

Дается лососевой рыбе
В свою вернуться колыбель.
Здесь все в единстве: жизнь и гибель,
Рожденье, брачная постель.

И подвиг жизни — как сраженье:
Окончив брачную игру,
Кета умрет в изнеможенье,
На камень выметав икру.

И не в морской воде, а в пресной
Животворящий кислород
Дает дышать на дне чудесно
И судьбы двигает вперед.

Я ищу не героев, а тех,
Кто смелее и тверже меня,
Кто не ждет ни указок, ни вех
На дорогах туманного дня.

Кто испытан, как я — на разрыв
Каждой мышцей и нервом своим,
Кто не шнур динамитный, а взрыв,
По шнуру проползающий дым.

Средь деревьев, людей и зверей,
На земле, на пути к небесам,
Мне не надо поводырей,
Все, что знаю, я знаю сам.

Я мальчишеской пробою стал
Мерить жизнь и людей — как ножи:
Тот уступит, чей мягче металл, —
Дай свой нож! Покажи. Подержи.

Не пророков и не вождей,
Не служителей бога огня,
Я ищу настоящих людей,
Кто смелее и тверже меня.

Как гимнаст свое упражнение,
Повторяю свой будущий день,
Все слова свои, все движения,
Прогоняю боязнь и лень.

И готовые к бою мускулы
Каждой связки или узла
Наполняются смутной музыкой
Поединка добра и зла.

Даже голос не громче шепота
В этот утренний важный миг,
Вывод жизни, крупица опыта.
Что почерпнута не из книг.

Я не лекарственные травы
В столе храню,
Их трогаю не для забавы
Сто раз на дню.