Генрих Гейне: Германия

Он в грудь мне когтями впивался,

Он хищным клювом печень рвал -

Я плакал, стонал, я метался.

Я мучился долго, но крикнул петух,

И кончился бред неотвязный:

Я в Мивдене, в потной постели, без сил

Лежал под кистью грязной.

Я с экстренной почтой выехал прочь

И с легким чувством свободы

Вздохнул на Бюкебургской земле,

На вольном лоне природы.

ГЛАВА XIX

Тебя погубила ошибка, Дантон,

И это для всех наука:

Отчизну с собой на подошвах унесть

Совсем не хитрая штука

Клянусь, полкняжества Бюкебург

Мне облепило ноги.

Во весь мой век я не видал

Такой проклятой дороги.

Я в Бюкебурге на улице слез,

Чтоб осмотреть мимоходом

Гнездо, где свет узрел мой дед:

Моя бабка -- из Гамбурга родом.

В Ганновер я прибыл в обед и, велев

Штиблеты начистить до блеска,

Пошел осматривать город. Люблю,

Чтоб пользу давала поездка.

О, господи, как прилизано все!

Ни мусора, ни пыли!

И богатейшие зданья везде

В весьма импозантном стиле.

Особенно площадь понравилась мне -

Тут что ни дом, то диво!

Живет здесь король, стоит здесь дворец,

Он выглядит очень красиво -

Дворец, конечно! У входа в портал

Стоит караул парадный:

Мундиры -- красные, ружья -- к ноге,

Вид грозный и кровожадный.

Мой чичероне сказал: "Здесь живет

Эрнст-Август анахоретом -

Знатнейший торий, британский лорд;

Он стар, но бодр не по летам.

Он идиллически здесь живет,-

Вернее драбантов железных

Его охраняет трусливый нрав

Сограждан его любезных.

Я с ним встречаюсь. На скучный сан

Изливает он сотни жалоб;

Говорит, что ему на посту короля

Не в Ганновере быть надлежало б.

Привыкнув к английским масштабам, он

У нас изнывает от скуки.

Ему досаждает сплин. Боюсь,

На себя наложит он руки.

Я как-то его у камина застал,-

Печальный, он в полумраке

Рукой августейшей готовил клистир

Своей занемогшей собаке".

ГЛАВА XX

Из Гарбурга меньше чем через час

Я выехал в Гамбург. Смеркалось.

В мерцанье звезд был тихий привет,

А в воздухе -- томная вялость.

Мне дома открыла двери мать,

Испуганно взглянула

И вдруг, от счастья просияв,

Руками громко всплеснула:

"Сыночек мой! Тринадцать лет

Я без тебя скучала.

Ты, верно, страшно хочешь есть?

Что тебе дать сначала?

Быть может, рыбу и гуся,

А после апельсины?"

"Давай и рыбу и гуся,

А после апельсины!"

Я стал уплетать с аппетитом, а мать

Суетилась с улыбкой счастливой,

Задавала один вопрос за другим,

Иной -- весьма щекотливый.

"Сыночек, кто же за тобой

Ходил все эти годы?

Твоя жена умеет шить,

Варить, вести расходы?"

"Прекрасная рыба, матушка, но

Расспросы -- после обеда;

Я костью, того и гляди, подавлюсь,

Какая ж тут, право, беседа!"

Едва прикончил я рыбу мою,

И гусь подоспел с подливой.

Мать снова расспрашивать стала, и вновь

Вопрос был весьма щекотливый:

"Сынок, в какой стране житье

Всех лучше? При сравненье

Какому народу -- французам иль нам -

Отдашь ты предпочтенье?"

"Вот видишь ли, мама, немецкий гусь

Хорош; рассуждая строго,

Французы нас только в начинке забьют,

И соус их лучше намного".

Откланялся вскоре и гусь, и тогда,

Свои предлагая услуги,

Явились ко мне апельсины. Я съел

Десяток без всякой натуги.

Тут снова с большим благодушьем меня

Расспрашивать стала старушка.

Иной вопрос был так хитер -

Ни дать ни взять ловушка.

"Ну, а политикой, сынок,

Ты занят с прежним рвеньем?

В какой ты партии теперь?

Ты тот же по убежденьям?"

"Ах, матушка, апельсины все

Прекрасны, без оговорки.

Я с наслажденьем пью их сок

И оставляю корки".

ГЛАВА XXI

Полусгоревший город наш

Отстраивают ныне.

Как недостриженный пудель, стоит

Мой Гамбург в тяжком сплине.

Не стало многих улиц в нем,

Напрасно их ищу я.

Где дом, в котором я познал

Запретный плод поцелуя?

Где та печатня, куда я сдавал

"Картины путевые"?

А тот приветливый погребок,

Где устриц вкусил я впервые?

А где же Дрекваль, мой Дрекваль где?

Исчез, и следы его стерты.

Где павильон, в котором я

Едал несравненные торты?

И ратуша где, в которой сенат

И бюргерство восседало?

Все без остатка пожрал огонь,

И нашей святыни не стало.

С тех пор продолжают люди стонать

И с горечью во взоре

Передают про грозный пожар

Десятки страшных историй:

"Горело сразу со всех сторон,